Бежит кот, задрав хвост,

Бежит котик, задрав хвостик,
Бежит котейка, задрав хвостейко,
Бежит котишка, задрав хвостишко,
Бежит котец, задрав хвостец,
Бежит котяра, задрав хвостяру,
Бежит котофан, задрав хвостофан,
Бежит котяндрик, задрав хвостяндрик,
Бежит котярус, задрав хвостярус,
Бежит коток, задрав хвосток,
Бежит котеич, задрав хвостеич,
Бежит котян, задрав хвостян.
Все куда-то бегут.

Ольга Арефьева
1989

утро. утраиваю усилия. просыпаться

осенью лучше частями, попеременно.
зомби находит дорогу в ванну с коварной грацией
будто бы осененного мыслью тела.
не верь и скорее бойся, чем улыбайся.
прячь ножи, вилки, стаканы, рожок для обуви.
не разговаривай с ним, пусть оно шевелит пальцами,
нащупывая свой колгейт на хлипкой полке.
плещется в ванной, варит овес в джезве,
не зажигая газ. медитативно ропщет,
переговариваясь во сне с нежным
кем-то, таким же, судя по лексикону, овощем.
включи ему музыку, что-нибудь пободрее, престо,
но не очень громко - аккордеон, скрипочку.
одежду лучше с вечера бросить на видном месте,
иначе оно рискует уйти без лифчика.
уже на пороге возьми за живое крепко,
не разжимай захват, даже если оно взбрыкивает,
и быстро ныряй к себе, под дых, подмышку, под кепку -
или где там у вас, у астральных, вход - я его вечно путаю с выходом.
уфф

Валрес
Сентябрь 2005

Октябрь уж наступил - уж роща отряхает

Последние листы с нагих своих ветвей;
Дохнул осенний хлад - дорога промерзает.
Журча, еще бежит за мельницу ручей,
Но пруд уже застыл; сосед мой поспешает
В отъезжие поля с охотою своей,
И страждут озими от бешеной забавы,
И будит лай собак уснувшие дубравы.

II
Теперь моя пора: я не люблю весны;
Скучна мне оттепель; вонь, грязь - весной я болен;
Кровь бродит; чувства, ум тоскою стеснены.
Суровою зимой я более доволен,
Люблю ее снега; в присутствии луны
Как легкий бег саней с подругой быстр и волен,
Когда под соболем, согрета и свежа,
Она вам руку жмет, пылая и дрожа!

III
Как весело, обув железом острым ноги,
Скользить по зеркалу стоячих, ровных рек!
А зимних праздников блестящие тревоги?..
Но надо знать и честь; полгода снег да снег,
Ведь это наконец и жителю берлоги,
Медведю надоест. Нельзя же целый век
Кататься нам в санях с Армидами младыми
Иль киснуть у печей за стеклами двойными.

IV
Ох, лето красное! любил бы я тебя,
Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи.
Ты, все душевные способности губя,
Нас мучишь; как поля, мы страждем от засухи;
Лишь как бы напоить да освежить себя -
Иной в нас мысли нет, и жаль зимы-старухи,
И, проводив ее блинами и вином,
Поминки ей творим мороженым и льдом.

V
Дни поздней осени бранят обыкновенно,
Но мне она мила, читатель дорогой,
Красою тихою, блистающей смиренно.
Так нелюбимое дитя в семье родной
К себе меня влечет. Сказать вам откровенно,
Из годовых времен я рад лишь ей одной,
В ней много доброго; любовник не тщеславный,
Я нечто в ней нашел мечтою своенравной.

VI
Как это объяснить? Мне нравится она,
Как, вероятно, вам чахоточная дева
Порою нравится. На смерть осуждена,
Бедняжка клонится без ропота, без гнева.
Улыбка на устах увянувших видна;
Могильной пропасти она не слышит зева;
Играет на лице еще багровый цвет.
Она жива еще сегодня, завтра нет.

VII
Унылая пора! очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса -
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и в золото одетые леса,
В их сенях ветра шум и свежее дыханье,
И мглой волнистою покрыты небеса,
И редкий солнца луч, и первые морозы,
И отдаленные седой зимы угрозы.

VIII
И каждой осенью я расцветаю вновь;
Здоровью моему полезен русский холод;
К привычкам бытия вновь чувствую любовь:
Чредой слетает сон, чредой находит голод;
Легко и радостно играет в сердце кровь,
Желания кипят - я снова счастлив, молод,
Я снова жизни полн - таков мой организм
(Извольте мне простить ненужный прозаизм).

IX
Но гаснет краткий день, и в камельке забытом
Огонь опять горит - то яркий свет лиет,
То тлеет медленно - а я пред ним читаю
Иль думы долгие в душе моей питаю.

X
И забываю мир - и в сладкой тишине
Я сладко усыплен моим воображеньем,
И пробуждается поэзия во мне:
Душа стесняется лирическим волненьем,
Трепещет и звучит, и ищет, как во сне,
Излиться наконец свободным проявленьем --
И тут ко мне идет незримый рой гостей,
Знакомцы давние, плоды мечты моей.

XI
И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
Минута - и стихи свободно потекут.
Так дремлет недвижим корабль в недвижной влаге,
Но чу! - матросы вдруг кидаются, ползут
Вверх, вниз - и паруса надулись, ветра полны;
Громада двинулась и рассекает волны.

XII
Плывет. Куда ж нам плыть?..
...............................
...............................

Александр Пушкин
"Осень. Отрывок."
1833

[Эпиграф: "Чего в мой дремлющий тогда не входит ум? Державин."]

The leaves of grass,*

The wind in the willows...**
What is to be done*** on the other shores?..****

* Walt Whitman, 1855
** Kenneth Grahame, 1907
*** Nikolai Chernyshevsky, 1862
**** Vladimir Nabokov, 1954

"Hommage Tanka With Links to Amazon"
September 2005

Снег, снег, снежок,

Ты замел стожок.
Ты зачем замел стожок,
Снег, снег, снег-дружок?!

Даша Дергачева
1983 (?)

Есть в осени первоначальной

Короткая, но дивная пора -
Весь день стоит как бы хрустальный,
И лучезарны вечера...

Где бодрый серп гулял и падал колос,
Теперь уж пусто всё - простор везде,-
Лишь паутины тонкий волос
Блестит на праздной борозде.

Пустеет воздух, птиц не слышно боле,
Но далеко ещё до первых зимних бурь -
И льётся чистая и тёплая лазурь
На отдыхающее поле...

Федор Тютчев
22 августа 1857

Невыразимая печаль

Открыла два огромных глаза,
Цветочная проснулась ваза
И выплеснула свой хрусталь.

Вся комната напоена
Истомой - сладкое лекарство!
Такое маленькое царство
Так много поглотило сна.

Немного красного вина,
Немного солнечного мая,-
И, тоненький бисквит ломая,
Тончайших пальцев белизна.

Осип Мандельштам
1909

In your arms baby

I don't feel no
spring in winter
but I guess I can do
without
galoshes.

In your arms baby
I don't hear no
angels sing
but maybe I forget
to turn on
the phonograph.

Diana Di Prima
Poem 5 from
"More Or Less Love Poems"
1969

Early morning, yellow flowers,

thinking about
the drunkards of Mexico.

Jack Kerouac
from "American Haiku"
1958

Наша с ней основная задача -

Не застуканными быть на месте.
Явки, пароли, чужие дачи,
И дома надо быть в десять.

Она прячет улыбку и слезы,
Она редко мне смотрит в глаза.
Мы спешим разными дорогами
На один вокзал.

В тайниках ледяного сердца
Спрятан очень большой секрет:
Как одна короткая встреча
Затянулась на несколько лет.

Среди сотни общих знакомых
И десятка фальшивых друзей
Она делает вид, что смеется -
Я стараюсь не думать о ней.

Мы могли бы служить в разведке,
Мы могли бы играть в кино...
Мы, как птицы, садимся на разные ветки,
И засыпаем в метро...

Это мы придумали Windows,
Это мы обьявили дефолт.
Нам играют живые Битлз
И стареющий Эдриан Пол.

Наши матери в шлемах и латах
Бьются в кровь о железную старость.
Наши дети ругаются матом,
Нас самих почти не осталось.

А мы могли бы служить в разведке,
Мы могли бы играть в кино...
Мы, как птицы, садимся на разные ветки,
И засыпаем в метро...

От Алтуфьево до Пражской
Лишь на первый взгляд далеко.
Мы везем московские тайны
По секретным веткам метро.

Не найдя подходящего слова
И не зная других аккордов,
Мы теряем друг друга снова
В бесконечности переходов.

"Високосный год"
2000

День недолгий. Бестолковый вторник.

И с утра пернатый говорок.
Словно я опять весенний школьник
и опять не выучил урок.

И, прошлявшись, я вернусь попозже,
вместо горла сердце простудив,
слыша, как стихи растут под кожей
о душе, о Боге, о любви.

Олег Дозморов
1993

сомнамбула Стамбула погоди

который день не евши у меня
(зачеркнуто) тридцатку на три дня
я не знаком с тобою уходи

запнувшись отшатнувшись не упав
как пьяный (неразб.) рукав
ворочая опухшим языком
я уходи с тобою не знаком

Николай Векшин
"Галлиполиец"
1922

Я вас любил. Любовь еще (возможно,

что просто боль) сверлит мои мозги,
Все разлетелось к черту, на куски.
Я застрелиться пробовал, но сложно
с оружием. И далее, виски:
в который вдарить? Портила не дрожь, но
задумчивость. Черт! все не по-людски!
Я Вас любил так сильно, безнадежно,
как дай Вам бог другими - - - но не даст!
Он, будучи на многое горазд,
не сотворит - по Пармениду - дважды
сей жар в груди, ширококостный хруст,
чтоб пломбы в пасти плавились от жажды
коснуться - "бюст" зачеркиваю - уст!

Иосиф Бродский
"Двадцать сонетов к Марии Стюарт"
Сонет VI
1974

So, so you think you can tell

Heaven from Hell,
blue skies from pain?
Can you tell a green field
from a cold steel rail?
A smile from a veil,
do you think you can tell?

And did they get you to trade
your heroes for ghosts,
hot ashes for trees,
hot air for a cool breeze,
cold comfort for change?
And did you exchange
a walk-on part in the war
for a lead role in a cage?

How I wish, how I wish you were here.
We're just two lost souls
swimming in a fish bowl year after year.
Running over the same old ground,
what have we found? -
The same old fears.
Wish you were here.

Pink Floyd
Wish you were here
1975

Look deep inside the april face -

A change is clearly taking place...
Looking for the summer.

The eyes take on a certain gaze,
And leave behind the springtime days -
Go looking for the summer

This ain’t no game of kiss and tell
The implications how you know so well,
Go looking for the summer

The time has come and they must go
To play the passion out that haunts you so -
Looking for the summer

Remember, love, how it was the same -
We scratched and hurt each others growing pains,
We were looking for the summer

And still I stand this very day
With a burning wish to fly away,
I’m still looking, looking for the summer.

Chris Rea
1990

Мы не пьем вина на краю деревни.

Мы не ладим себя в женихи царевне.
Мы в густые щи не макаем лапоть.
Нам смеяться стыдно и скушно плакать.
Мы дугу не гнем пополам с медведем.
Мы на сером волке вперед не едем,
и ему не встать, уколовшись шприцем
или оземь грянувшись, стройным принцем.
Зная медные трубы, мы в них не трубим.
Мы не любим подобных себе, не любим
тех, кто сделан был из другого теста.
Нам не нравится время, но чаще - место.
Потому что север далек от юга,
наши мысли цепляются друг за друга.
Когда меркнет солнце, мы свет включаем,
завершая вечер грузинским чаем.

Мы не видим всходов из наших пашен.
Нам судья противен, защитник страшен.
Нам дороже свайка, чем матч столетья.
Дайте нам обед и компот на третье.
Нам звезда в глазу, что слеза в подушке.
Мы боимся короны во лбу лягушки,
бородавок на пальцах и прочей мрази.
Подарите нам тюбик хорошей мази.
Нам приятней глупость, чем хитрость лисья.
Мы не знаем, зачем на деревьях листья.
И, когда их срывает Борей до срока,
ничего не чувствуем, кроме шока.
Потому что тепло переходит в холод,
наш пиджак зашит, а тулуп проколот.
Не рассудок наш, а глаза ослабли,
чтоб искать отличье орла от цапли.

Мы боимся смерти, посмертной казни.
Нам знаком при жизни предмет боязни:
пустота вероятней и хуже ада.
Мы не знаем, кому нам сказать "не надо".
Наши жизни, как строчки, достигли точки.
В изголовьи дочки в ночной сорочке
или сына в майке не встать нам снами.
Наша тень длиннее, чем ночь пред нами.
То не колокол бьет над угрюмым вечем!
Мы уходим во тьму, где светить нам нечем.
Мы спускаем флаги и жжем бумаги.
Дайте нам припасть напоследок к фляге.
Почему все так вышло? И будет ложью
на характер свалить или Волю Божью.
Разве должно было быть иначе?
Мы платили за всех, и не нужно сдачи.

Иосиф Бродский
из "Песня невинности, она же - опыта"
1972

Годы двадцатые и тридцатые,

словно кольца пружины сжатые,
словно годичные кольца,
тихо теперь покоятся
где-то во мне,
в глубине.

Строгие годы сороковые,
годы,
воистину
роковые,
сороковые,
мной не забытые,
словно гвозди, в меня забитые,
тихо сегодня живут во мне,
в глубине.

Пятидесятые,
шестидесятые,
словно высоты, недавно взятые,
еще остывшие не вполне,
тихо сегодня живут во мне,
в глубине.

Семидесятые годы идущие,
годы прошедшие,
годы грядущие
больше покуда еще вовне,
но есть уже и во мне.

Дальше — словно в тумане судно,
восьмидесятые —
даль в снегу,
и девяностые —
хоть и смутно,
а все же представить еще могу,
Но годы двухтысячные
и дале —
не различимые мною дали —
произношу,
как названья планет,
где никого пока еще нет
и где со временем кто-то будет,
хотя меня уже там не будет.
Их мой век уже не захватывает —
произношу их едва дыша —
год две тысячи —
сердце падает
и замирает душа.

Юрий Левитанский
"Годы"
1976

Прощай же, книга! Для видений

отсрочки смертной тоже нет. С колен поднимется Евгений, но удаляется поэт. И все же слух не может сразу расстаться с музыкой, рассказу дать замереть... судьба сама еще звенит, и для ума внимательного нет границы там, где поставил точку я: продленный призрак бытия синеет за чертой страницы, как завтрашние облака, и не кончается строка.

Владимир Набоков
финальные строки романа "Дар"
1938

Я к вам пишу, не зажигая света,

Наперсница забав моих и нег,
Как грустно мне писать на склоне лета,
Как сладко пахнет прошлогодний снег.

Как торопил я тайные свиданья,
Когда, подслушав сердца первый звук,
Заносчиво я требовал вниманья
И восклицаньем брал вас на испуг!

Жеманница! Как строили вы глазки,
Как пенилось волшебное Аи,
Какие вы шептали мужу сказки,
Какие мне шептили визави!..

Не застрелюсь теперь из пистолета,
В песок уходят годы, как вода.
Как грустно вам писать на склоне лета,
Как скучно жить на свете, господа!

Виктор Пеленягрэ
(орден Куртуазных Маньеристов)
"Пепел наслаждений"
1990

Красною кистью

Рябина зажглась.
Падали листья,
Я родилась.

Спорили сотни
Колоколов.
День был субботний:
Иоанн Богослов.

Мне и доныне
Хочется грызть
Жаркой рябины
Горькую кисть.

Марина Цветаева
16 августа 1916

Опять в моей душе тревоги и мечты,

И льется скорбный стих, бессонницы отрада...
О, рви их поскорей - последние цветы
Из моего поблекнувшего сада!

Их много сожжено случайною грозой,
Размыто ранними дождями,
А осень близится неслышною стопой
С ночами хмурыми, с бессолнечными днями.

Уж ветер выл холодный по ночам,
Сухими листьями дорожки покрывая;
Уже к далеким, теплым небесам
Промчалась журавлей заботливая стая,

И между липами, из-за нагих ветвей
Сквозит зловещее, чернеющее поле...
Последние цветы сомкнулися тесней...
О, рви же, рви же их скорей,
Дай им хоть день еще прожить в тепле и холе!

Алексей Апухтин
Конец 1860-х

Ты складная, тебя перевели,

Переложили на язык изыска.
Но вот кагор дописьменный, нальем,
Я не дождусь, когда косноязыко
Заговоришь на истинном своем.

Ты смелая, тебя перевели.
Я представляю вас: стопа в стопу - и
Подслеповатый перевел слепую,
Он сам не ведал истинной земли.

Бесплотная, тебя перевели.
Беспечная, тебя касались воры.
Бескровная. И мы начнем с кагора.
Но для души вина не завели.

Алексей Кузин
1999
Екатеринбург

I sing the Body electric;

The armies of those I love engirth me, and I engirth them;
They will not let me off till I go with them, respond to them,
And discorrupt them, and charge them full with the charge of the Soul.

Was it doubted that those who corrupt their own bodies conceal themselves;
And if those who defile the living are as bad as they who defile the dead?
And if the body does not do as much as the Soul?
And if the body were not the Soul, what is the Soul?

<...>

Walt Whitman
from "I sing the Body Electric"
Leaves of Grass
1900

Saltata. Sono stata

saltata. Una sera
lui parlerà di me,
dirà: peccato, non averla
mai incontrata,
e berrà vino di Francia
dimenticando ancora
la mia vita.
Riderà, raccontando
di altri libri e di donne
perdute nell’Oceano.
Non mi rimpiangerà.
Io che potevo cambiarla
la sua vita.
Mi ha semplicemente
ignorata.
Ha scorso veloce
la pagina accanto
(il viso infuriato)
chiudendo di scatto
il libro pregiato
in cui sono nata.

Antonio Santori
"Da Saltata"
1990
Montreal

Гул затих. Я вышел на подмостки.

Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске,
Что случится на моем веку.

На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси.
Если только можно, Авва Отче,
Чашу эту мимо пронеси.

Я люблю твой замысел упрямый
И играть согласен эту роль.
Но сейчас идет другая драма,
И на этот раз меня уволь.

Но продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути.
Я один, все тонет в фарисействе.
Жизнь прожить - не поле перейти.

Борис Пастернак
1946

Mes vers fuiraient, doux et frêles,

Vers votre jardin si beau,
Si mes vers avaient des ailes,
Des ailes comme l'oiseau.

Ils voleraient, étincelles,
Vers votre foyer qui rit,
Si mes vers avaient des ailes,
Des ailes comme l'esprit.

Prèes de vous, purs et fidèles,
Ils accourraient nuit et jour,
Si mes vers avaient des ailes,
Des ailes comme l'amour.

Victor Hugo
1834
Paris

Но вот толпа заколебалась,

По зале шепот пробежал...
К хозяйке дома приближалась,
За нею важный Генерал.
Она была не тороплива,
Не холодна, не говорлива,
Без взора наглого для всех,
Без притязаний на успех,
Без этих маленьких ужимок,
без подражательных затей...
Все тихо, просто было в ней.
Она казалась верный снимок
Du comme il faut.... ****, прости:
Не знаю, как перевести.

XV
К ней дамы подвигалсь ближе;
Старушки улыбались ей;
Мужчины кланялися ниже,
Ловили взор ее очей;
Девицы проходили тише
Пред ней по зале: и всех выше
И нос и плечи подымал
Вошедший с нею Генерал.
Никто б не мог ее прекрасной
Назвать; но с головы до ног
Никто бы в ней найти не мог
Того, что модой самовластной
В высоком, Лондонском кругу
Зовется vulgar. Не могу...

XVI
Люблю я очень это слово,
Но не могу перевести:
Оно у нас покамест ново,
И вряд ли быть ему в чести.
Оно б годилось в эпиграмме...
Но обращаюсь к нашей даме.
Беспечной прелестью мила,
она сидела у стола
С блестящей Ниной Воронскою,
Сей Клеопатрою Невы:
И верно б согласились вы,
Что Нина мраморной красою
Затмить соседку не могла,
Хоть ослепительна была.

XVII
"Уже ли," думает Евгений:
"Уже ль она? Но точно... Нет...
Как! из глуши степных селений..."
И неотвязчивый лорнет
Он обращает поминутно
На ту, чей вид напомнил смутно
Ему забытые черты.
"Скажи мне, Князь, не знаешь ты,
Кто там в малиновом берете
С Послом Испанским говорит?"
Князь на Онегина глядит.
- "Ага! давно ж ты не был в свете.
Постой, тебя представлю я."
- "Да кто ж она?" - "Жена моя."

Александр Пушкин
Роман в стихах "Евгений Онегин"
Глава 8, XIV-XVII
1831

Rest, rest, perturbed spirit! So, gentlemen,

With all my love I do commend me to you:
And what so poor a man as Hamlet is
May do, to express his love and friending to you,
God willing, shall not lack. Let us go in together;
And still your fingers on your lips, I pray.
The time is out of joint; O cursed spite,
That ever I was born to set it right!
Nay, come, let’s go together.

William Shakespeare
The Tragedy of Hamlet, Prince of Denmark.
Act I, Scene V.
1601

Que l 'homme est peu réel, qu'aisément il s'efface! -

Présent, si peu de chose, et rien quand il est loin.
Ça présence, ce n'est qu'un point,-
Et son absence - tout l'espace.

Как зыбок человек! Имел он очертанья-
Их не заметили. Ушел - забыли их.
Его присутствие - едва заметный штрих.
Его отсутствие - пространство мирозданья.

Федор Тютчев
1842
Перевод М. П. Кудинова

Люби лишь то, что редкостно и мнимо,

что крадется окраинами сна,
что злит глупцов, что смердами казнимо,
как родине, будь вымыслу верна.
Наш час настал. Собаки и калеки
одни не спят. Ночь летняя легка.
Автомобиль проехавший навеки
последнего увез ростовщика.
Близ фонаря, с оттенком маскарада,
лист жилками зелеными сквозит.
У тех ворот - кривая тень Багдада,
а та звезда над Пулковом висит.
Как звать тебя? Ты полу-Мнемозина,
полумерцанье в имени твоем,
и странно мне по сумраку Берлина
с полувиденьем странствовать вдвоем.
Но вот скамья под липой освещенной...
Ты оживаешь в судорогах слез:
я вижу взор, сей жизнью изумленный,
и бледное сияние волос.
Есть у меня сравненье на примете
для губ твоих, когда целуешь ты:
нагорный снег, мерцающий в Тибете,
горячий ключ и в инее цветы.
Ночные наши бедные владенья,
забор, фонарь, асфальтовую гладь
поставим на туза воображенья,
чтоб целый мир у ночи отыграть.
Не облака, а горные отроги,
костер в лесу, не лампа у окна.
О, поклянись, что до конца дороги
ты будешь только вымыслу верна...

Под липовым цветением мигает
фонарь. Темно, душисто, тихо. Тень
прохожего по клумбе пробегает,
как соболь пробегает через пень.
За пустырем, как персик, небо тает:
вода в огнях, Венеция сквозит, -
а улица кончается в Китае,
а та звезда над Волгою висит.
О, поклянись, что веришь в небылицу,
что будешь только вымыслу верна,
что не запрешь души своей в темницу,
не скажешь, руку протянув: стена.

Владимир Набоков
1938