Какая есть. Желаю вам другую -

Получше. Больше счастьем не торгую,
Как шарлатаны и оптовики...
Пока вы мирно отдыхали в Сочи,
Ко мне уже ползли такие ночи,
И я такие слышала звонки!

Не знатной путешественницей в кресле
Я выслушала каторжные песни,
А способом узнала их иным...
. . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . .


Над Азией - весенние туманы,
И яркие до ужаса тюльпаны
Ковром заткали много сотен миль.
О, что мне делать с этой чистотою,
Что делать с неподкупностью простою?
О, что мне делать с этими людьми!

Мне зрительницей быть не удавалось,
И почему-то я всегда вклинялась
В запретнейшие зоны естества.
Целительница нежного недуга,
Чужих мужей вернейшая подруга
И многих - безутешная вдова.

Седой венец достался мне не даром,
И щеки, опаленные пожаром,
Уже людей пугают смуглотой.
Но близится конец моей гордыне,
Как той, другой - страдалице Марине,-
Придется мне напиться пустотой.

И ты придешь под черной епанчою,
С зеленоватой страшною свечою,
И не откроешь предо мной лица...
Но мне не долго мучиться загадкой:
Чья там рука под белою перчаткой
И кто прислал ночного пришлеца?

Анна Ахматова
23-24 июня 1942
Ташкент

Ground Control to Major Tom,

Ground Control to Major Tom!
Take your protein pills and put your helmet on.

Ground Control to Major Tom!
Commencing countdown, engines on.
Check ignition and may God's love be with you...

Ten, Nine, Eight, Seven, Six, Five, Four, Three, Two, One, Liftoff

This is Ground Control to Major Tom -
You've really made the grade,
And the papers want to know whose shirts you wear.
Now it's time to leave the capsule if you dare.

"This is Major Tom to Ground Control.
I'm stepping through the door,
And I'm floating in a most peculiar way,
And the stars look very different today.

For here
Am I sitting in a tin can
Far above the world.
Planet Earth is blue,
And there's nothing I can do,

Though I'm past one hundred thousand miles,
I'm feeling very still,
And I think my spaceship knows which way to go,
Tell my wife I love her very much, she knows"

Ground Control to Major Tom -
Your circuit's dead, there's something wrong.
Can you hear me, Major Tom?
Can you hear me, Major Tom?
Can you hear me, Major Tom?
Can you....

"Here am I floating round my tin can
Far above the Moon
Planet Earth is blue
And there's nothing I can do."

David Bowie
"Space Oddity"
1972

Проста моя осанка,

Нищ мой домашний кров.
Ведь я островитянка
С далеких островов!

Живу — никто не нужен!
Взошел — ночей не сплю.
Согреть чужому ужин —
Жилье свое спалю!

Взглянул — так и знакомый,
Взошел — так и живи!
Просты наши законы:
Написаны в крови.

Луну заманим с неба
В ладонь,— коли мила!
Ну, а ушел — как не был,
И я — как не была.

Гляжу на след ножовый:
Успеет ли зажить
До первого чужого,
Который скажет: «Пить».

Марина Цветаева
Август 1920

Tequila, scorpion honey,

harsh dew of the doglands,
essence of Aztec,
crema di cacti;
tequila, oily and thermal like the sun in solution;
tequila, liquid geometry of passion;
Tequila, the buzzard god who copulates in midair
with the ascending souls of dying virgins;
tequila, firebug in the house of good taste;
O tequila, savage water of sourcery,
what confusion and mischief your sly, rebellios drops
do generate!

Tom Robbins
from
"Still Life with Woodpecker"
1980

не мешайте седатики с алкоголем,

не мешайте седатики с алкоголем,
не мешайте их никогда!
на свете счастья нет, но есть покой и воля,
покой и воля, да!
но вертолёт, вертолёт, мать-отвёртка, отнеси меня,
на гребешки поддельных гор, о которых мы спорили,
горы это или облака,
а человек по имени
Иван Петров сказал, что озеро это фальшивое море, и
из вежливости промолчал от том, что мы два грёбанных мудака.
А фрекен Хъёллан смотрит в окошко, под амальгамой
электричества, так, что оно превращается в зеркальце,
звонок. кто говорит? Мама?
Мама, Ваш сын понял, что всё-таки она вертится,
он очень, очень болен и сам не знает, откуда взялась эта боль,
наверное это чёрный-чёрный человек уселся ему на мизинец,
мама, мама, почему ты не сделала аборт?
я бы тогда поплыл себе, как Моисей в корзине,
мама, я всегда считал, что центонная поэзия моветон,
а вот теперь пишу, как впрочем, о живых аут бене,
аут нихиль, поэтому не будем называть имён,
тем более, что их носители и так на измене,
а впрочем вот одно: моего отца звали Марк Эммануилович
со всеми вытекающими отсюда последствиями,
мне хотелось, чтобы у меня нашли туберкулёз, это в детстве,
а в юности чтобы ВИЧ,
мне нравилось называть себя женскими именами и
перед зеркалом репетировать восстание масс,
в школе я уклонялся от лобызания знамени
и сам не знаю, как перешёл в шестой класс,
дети, впрочем, меня не жаловали и называли не
иначе, как «жидовская морда» или «пидарас»,
в обоих случаях были правы, я маялся в школе,
потом сбегал к тёте жаловаться, как я несчастен,
а она мне говорила: на свете счастья нет, но есть покой и воля,
впрочем, потом оказалось, как это часто
бывает со словами великих поэтов,
что счастье как раз бывает, но быстро кончается,
а вот никакого покоя всё нет и нет,
и воли нет, учитывая, в чём она у меня заключается,
словом: не мешайте седатики с алкоголем,
не мешайте счастью,
не нарушайте покой,
не изъявляйте волю,
ощущайте боль.

Марианна Гейде
"Раёшное. Ч.1"
2005

Да не о чем плакать, Бога-то не гневи.

Не дохнешь - живи, не можешь - сиди язви.
Та смотрит фэшн-тиви, этот носит серьгу в брови, -
У тебя два куба тишины в крови.

Не так чтобы ад - но минималистский холод и неуют.
Слова поспевают, краснеют, трескаются, гниют;
То ангелы смолкнут, то камни возопиют -
А ты видишь город, выставленный на mute.

И если кто-то тебя любил - значит, не берег,
Значит, ты ему слово, он тебе - поперек;
В правом ящике пузырек, в пузырьке зверек,
За секунду перегрызающий провода.

Раз - и звук отойдет, вроде околоплодных вод,
Обнажив в голове пустой, запыленный сквот,
Ты же самый красноречивый экскурсовод
По местам своего боевого бесславия - ну и вот:
Гильзы,
Редкая хроника,
Ломаная слюда.

Вера Полозкова
2007

Time takes a cigarette, puts it in your mouth.

You pull on your finger, then another finger, then your cigarette.
The wall-to-wall's calling, it lingers, then you forget -
You're a rock'n'roll suicide.
You're too old to lose it, too young to choose it,
And the clock waits patiently on your song.
You walk past the cafe but you don't eat when you've lived too long -
You're a rock 'n' roll suicide.
Chev brakes are snarling as you stumble across the road
But day breaks instead so you hurry home.
Don't let the sun blast your shadow,
Don't let the milk floats ride your mind,
So natural-religiously unkind.
Oh, no, love! you're not alone,
You're watching yourself but you're too unfair,
You got your head all tangled up, but if I could only make you care.
Oh, no, love! you're not alone,
No matter what or who you've been,
No matter when or where you've seen
All the knives seem to lacerate your brain -
I've had my share, so I'll help you with the pain.
You're not alone, just turn on with me,
You're not alone, let's turn on and be,
You're not alone, gimme your hands,
You're wonderful, gimme your hands,
You're wonderful, gimme your hands.

David Bowie
"Rock'n'Roll Suicide"
1972

Не колышется, не шевелится, не подвинется,

у зимы ввиду, у снега на поводу.
Слышь, малыш, я уже не знаю, во что всё выльется:
в ядовитую ртуть, в сверкающую слюду,
где очнешься - в Нью-Йорке или где-нибудь в Виннице,
в чьей постели, в чьих ладонях, на чью беду.
Я боюсь, что тебя не хватит не только вырваться -
но и даже отпрыгнуть, когда я вдруг упаду.
В этом войске я почетная злополучница,
многолетний стаж, пора открывать кружок.
Здесь не будет времени пробовать или мучиться,
ждать, пока другой осмелится на прыжок.
Видишь, милый, по-хорошему не получится,
тут сперва глотай - а после лечи ожог.
И сначала ты выходишь себе со знаменем,
наклоняешься с другого конца стола -
я-то знаю, ты давно уже без сознания,
и в груди твоей застряла моя стрела.
Закружатся, завальсируют шпили, ратуши,
голубые сосны, звездчатый хризолит,
я насню тебе сегодня морские ракушки
и канатную дорогу через залив.
Дни летят, смеются, щелкают, будто семечки -
брось монетку, не считать на воде кругов.
Две усталых ладони на теплом темечке,
бесконечно-мокрый ветер вдоль берегов.
Мы гуляем фонарями, дождями, парками,
инспектируем устройство дверных щеколд,
греем ветер золотыми твоими патлами.
Утыкаюсь теплым носом между лопатками,
острие стрелы привычно поймав щекой.
Суета и осень, дымка, дурная практика,
теплый кофе пополам на двоих в ларьке,
шоколадка разломалась на сто квадратиков,
что один за другим растаяли в кулаке.
Время лечит лучше самых полезных выдумок,
голова в порядке, в сердце зарос проем.
Чтоб забыть, тебе сегодня на вырост выданы
новый дом, другой автобус, чужой район.
Ты очнешься утром, выдохнешь "утро доброе",
Удивленно глянешь - кто это тут лежит?
Я увижу круглый шрам у тебя под ребрами.
И в который раз попробую пережить.

Алька Кудряшева
"Пой мне еще, что я могу изменить?"
2007

плотно ли, хорошо ли сидит на тебе январь?

как на тебя шили, сидит как влитой.
красные кровяные, киноварь, государь.
волоски, эпидермис, маленький мой.
три дня как народился в голубом терему,
в корпусе акушерском, рифмохват-сумарок,
а уж дрожит заранее - возле виска ему
жестяной пропеллер выполняет урок.
так всю жизнь твою будет остроклювый сапсан
с неба следить добычу - только мышью и лечь,
прижаться к земле, к скале, к эпидермису, к волоскам,
к папеньке твоему дамоклу, тебе несущему меч.
все у вас в роду воины, ты один подкачал,
некрасив, невелик ростом, нелюбим лошадьми.
папенька на всякий случай говорил с палачом,
а о чём - знают красные кровяные твои.
то-то тебе приводят каких попросишь блядей,
моют заморские фрукты в проточной воде,
и радиостанции углича транслируют целый день
колокольную музыку по заявкам нквд.

Геннадий Каневский
"Царевич"
2007

Сед старик Лекс, а его жена – молодая дура.

Он в лес – она по дрова. Добыта руда – нету тары.
Договор расторгнут. Юля Лекс в аэропорту рыдает:
"Я любила вора в законе! О, мои нефтяные дыры!
Алюминий, алюминий! Не мила мне игра фортуны!

Закон лишь один на свете: это закон больших чисел.
В казино, в насекомом, в козявке – всюду, где б ни случился,
он сед, как лунь, суров, будто культ, и нуль как личность.
Да куда, глупая, от него я денусь, куда спрячусь?
Сколько дивных качеств гибнет в дебрях его количеств!

Смилуйся, господин! Отдай две ладьи, не отдавай Диларом.
Континенты отдай златые и полный вина океан.
Родину продай каннибалам и древний весь пантеон.
Не бросай только в лабиринт! Я верну тебе договор.
А не то от слез и любви я умру, – мне все равно".

Николай Байтов
2001