фотокамера страшная вещь каждый уносит кусок

реальности шесть на девять или иной размер
мир стерся о щелканье объективов нескончаем поток
к останкам истории мумиям или обломкам вер

все это дышит еще откроешь фотоальбом
увидишь стену какой-то крепости но какой
все равно не вспомнишь хоть бейся в нее лбом
название костью в горле стоит и на кой

эти странные древние имена душа это склад
портретов мелодий номеров стихотворных строк
старая добрая сказка на новый недобрый лад
люди колонной в собор как раньше в острог

под щелканье фотовспышки то тут то там
но аппарат не слышит не видит он глух и слеп
режет мир на прямоугольники и светлый надмирный храм
для него все равно что темный подземный склеп

Борис Херсонский
2008

Вот упала с неба звездочка, разбилась на-поровну,

Половинкой быть холодно, да вместе не след;
Поначалу был ястребом, а потом стал вороном;
Сел на крыльцо светлое, да в доме никого нет.

Один улетел по ветру, другой уплыл по воду,
А третий пьет горькую, да все поет об одном:
Весело лететь ласточке над золотым проводом,
Восемь тысяч вольт под каждым крылом...

Одному дала с чистых глаз, другому из шалости,
А сама ждала третьего - да уж сколько лет...
Ведь если нужно мужика в дом - так вот он, пожалуйста;
Но ведь я тебя знаю - ты хочешь, чего здесь нет.

Так ты не плачь, моя милая;
Ты не плачь, красавица;
Нам с тобой ждать нечего, нам вышел указ.
Ведь мы ж из серебра-золота, что с нами станется,
Ну а вы, кто остались здесь - молитесь за нас.

Борис Гребенщиков
"Звездочка"
1994

Наша с ней основная задача -

Не застуканными быть на месте:
Явки, пароли, чужие дачи,
И дома надо быть в десять.
Она прячет улыбку и слезы,
Она редко мне смотрит в глаза.
Мы спешим разными дорогами
На один вокзал...

В тайниках ледяного сердца
Спрятан очень большой секрет,
Как одна короткая встреча
Затянулась на несколько лет.
Среди сотни общих знакомых
И десятка фальшивых друзей
Она делает вид, что смеется,
Я стараюсь не думать о ней...

Мы могли бы служить в разведке,
Мы могли бы играть в кино!
Мы как птицы садимся на разные ветки
И засыпаем в метро.

Это мы придумали Windows,
Это мы объявили дефолт,
Нам играют живые Битлз,
И стареющий Эдриан Пол.
Наши матери в шлемах и латах
Бьются в кровь о железную старость,
Наши дети ругаются матом,
Нас самих почти не осталось...

А мы могли бы служить в разведке,
Мы могли бы играть в кино!
Мы как птицы садимся на разные ветки
И засыпаем в метро.

От Алтуфьево до Пражской
Лишь на первый взгляд далеко,
Мы везем московские тайны
По секретным веткам метро.
Не найдя подходящего слова
И не зная других аккордов,
Мы теряем друг друга снова
В бесконечности переходов...

Илья Калинников
2001

Раз в год выбираться к морю, чтоб убедиться - оно

еще существует, хотя и забыло давно
о тебе и о городе на берегу.
Раз в год выбираться к морю, как в детстве ходят в кино,
как в игре понарошку сдаются врагу.
Сдаюсь, ничего не могу.


Пляж совершенно пуст, не считая тебя самогю, чаек и голубей
первые ищут в песке вторые у кромки. Дней
через десять похолодает. Пока
можно ходить без пальто. С каждым часом небо все голубей.
Ветерок подует, и стягивает рука
лацканы пиджака.

В парке торговля свернута. Вертится лишь карусель одна
с единственным малышом. Вот и мама. Она
в зеленом плаще, на плече ремешок
черной лаковой сумочки, знавшей лучшие времена.
Все для ребенка. Карусель, лучший кусок,
апельсиновый сок.

Мама одна. По Аллее Славы ветер метет листву по прямой
от обелиска к больнице. Нужно справляться самой.
Остановить вращение, пока не продрог
ребенок, не оберешься хлопот, как прошлой осенью и зимой.
Скорей домой, по осенней Одессе, которую Бог
берег, да не уберег.

Борис Херсонский
2008

Мне не нужно победы, не нужно венца;

Мне не нужно губ ведьмы, чтоб дойти до конца.
Мне б весеннюю сладость да жизнь без вранья:
Ох, Самара, сестра моя...

Как по райскому саду ходят злые стада;
Ох измена-засада, да святая вода...
Наотмашь по сердцу, светлым лебедем в кровь,
А на горке - Владимир,
А под горкой Покров...

Бьется солнце о тучи над моей головой.
Я, наверно, везучий, раз до сих пор живой;
А над рекой кричит птица, ждет милого дружка -
А здесь белые стены да седая тоска.

Что ж я пьян, как архангел с картонной трубой;
Как на черном - так чистый, как на белом - рябой;
А вверху летит летчик, беспристрастен и хмур...
Ох, Самара, сестра моя;
Кострома, мон амур...

Я бы жил себе трезво, я бы жил не спеша -
Только хочет на волю живая душа;
Сарынью на кичку - разогнать эту смурь...
Ох, Самара, сестра моя;
Кострома, мон амур.

Мне не нужно награды, не нужно венца,
Только стыдно всем стадом прямо в царство Отца;
Мне б резную калитку, кружевной абажур...
Ох, Самара, сестра моя;
Кострома, мон амур...

Борис Гребенщиков
"Кострома mon amour"
1994

За столом, на диване, в очереди, потом

над плитой, помешивая в кастрюльке еду
для мужа-язвенника, размышляя о том,
что сегодня в семь начинаются танцы на льду,

а вчера катание парное - Роднина
и Уланов, как в прошлом году, были на высоте.
В позвоночнике соли - с утра болела спина.
На второе будет курица и овощное сотэ.

И опять на кухне, Боже, как тонко течет
из крана вода, посуду мыть - немного труда.
Ничего, кроме детства, но детство тоже не в счет,
поскольку война, и какое там детство, да.

За столом, на диване, в очереди, держись,
пройдут выходные, не успеешь глазом моргнуть,
считаешь дни до получки, а это проходит жизнь,
денег немного жаль, а жизни не жаль ничуть.

Борис Херсонский
2008

Не люблю французов с их прижимистостью и эгоизмом,

Не люблю арабов с их маслянистым взором и фанатизмом,
Не люблю евреев с их нахальством и самоуверенностью,
Англичан с их снобизмом, скукой и благонамеренностью,
Немцев с их жестокостью и грубостью,
Итальянцев с плутовством и глупостью,
Русских с окаянством, хамством и пьянством,
Не люблю испанцев, с тупостью их и чванством,
Северные не люблю народности
По причине их профессиональной непригодности,
И южные, пребывающие в оцепенении,
Переводчик, не переводи это стихотворение,
Барабаны, бубны не люблю, африканские маски, турецкие сабли,
Неужели вам нравятся фольклорные ансамбли,
Фет на вопрос, к какому бы он хотел принадлежать народу,
Отвечал: ни к какому. Любил природу.

Александр Кушнер
2004

Да. Потом мы перебрались в город. Здесь

вдвое жизнь дороже. Меньше хочешь есть,
больше спать. А в остальном – без изменений:
снег зимой, и осенью гудят ветра –
знаешь, звук такой особенный, осенний –
слышно здорово, особенно с утра.

Нет. Не мучился. И дальний переезд
Не пугал. Охота к перемене мест?
Вряд ли. Просто недостаток сантиментов,
пресловутый местный климат, холод рук,
или вот еще – отсутствие ферментов…
Не пытался разобраться. Недосуг.

Да. Не сразу, но сумел войти в контакт
с местным ритмом. В общем, научился в такт –
не сбиваюсь. Выучился без запинок
именам мостов, каналов, площадей,
осенью хожу, не замочив ботинок,
в феврале гриппую – все как у людей.

Нет. В театры не успел. В музее был –
мамонт, шкура волка, чучела кобыл –
нет, не в кайф. Но дети, дети как смотрели!
Им и кровь с конкретной примесью воды,
и отличия Кваренги от Растрелли,
и цветочки-корешочки, и плоды.

Да. Хороший садик, школа, институт.
Дети. Где и жить им, ежели не тут?
Не у нас же, средь полыни с лебедою,
Рядом с пыльным солнцем, на зеленом дне
Дворика, где дым листвою молодою
Пахнет, и где клены золотой ордою
Стрелы листьев шлют вдогонку мне.

Дмитрий Коломенский
2001

Как пережить осенне-зимний сезон среди гостиниц пустых,

в приморском поселке? Разбегаются кто куда
даже местные в эту пору. Приезжий еще не постиг
того, что могут сделать с душой не то чтобы холода –

температура плюс столько-то, но туман или дождь,
ветер и звуки, порожденные им, свист или вой
в кронах деревьев, трубах печных, когда не ждешь
просвета в ближайшие месяцы. Над головой

проносятся воспоминания. Знаменитый пейзаж
исчезает к такой-то матери. Маленькие кафе
заколочены или разобраны. В списке пропаж
добавляются новые пункты в каждой графе.

Винограда хватает до Рождества, яблок до февраля,
водки – до дня, когда абсолютный свет Божества
воссияет, и ты увидишь новое небо и новую землю, ибо земля
прежняя миновала, и моря нет, и трава

забвенья по пояс, и теплый ветер треплет навес
из брезента в полоску похоти и греха.

Вот новый курортный поселок спускается к нам с небес,
прекрасный, словно невеста, украшенная для жениха.

Борис Херсонский
2008

никаких перемен госпожа никаких перемен

разве только в субботу поход на кармен
сюиту плюс шопениана а третий одноактный балет
хоть убей не припомню пора бы встряхнуться билет
третий ряд ближе к центру балкона щелчки кастаньет

плюс литавры и возгласы струнных пульсация духовых
одноактный балет однодневная страсть не остаться в живых
только бархатный занавес с вышитым старорежимным гербом
билетерша уродка с маленьким острым горбом
седыми кудряшками тусклыми глазками под нависающим лбом

никаких перемен госпожа и не думать о том
что надеть на себя чтобы в зале полупустом
глядеть на движения стройных куколок заводных
как подумаешь сколько отчаянья исходит от них
прижимаешь платочек к глазам любишь всех как родных

а родных ненавидишь нарядное платье близок финал
если б ты знал негодник если б ты знал
сколько мы пережили как мучились как
добывали хлеб как мыли посуду не думать о стариках
вечернее платье китайский веер программка в руках

Борис Херсонский
2008

M' staba na terra longi

Bô amor tchmam di meu
M'corta mar e céu
Pam bem vivê na bu peito

Jam crê vivê na bu peito
Oh Tiche bô é nha sina
Dxam ser bô eleito
Junta nha vida na bô vida
Ness sô distino

Esse amor qu'm' tem pa bô
E um mistério di deus
Maior qui mar e céu
Esse nha amor é pa bô sô

Cesaria Evora
"Tiche"
2006

В пустыне примерещится город, окруженный садами.

В море почудится берег. С годами
понимаешь: иллюзия — главное. Остальное —
гроб повапленный, острие стальное,
мука мученическая, горе горькое, проливное,
грязь непролазная, непроходимая чаща,
молитва — да минует меня сия чаша,
чтобы мне не пить ее, впрочем, Твоя воля, не наша.

Наша воля хуже неволи, невыносимой боли
в каждой клеточке тела, нужно встряхнуться, что ли,
убрать со стола, навести порядок, насколько это
возможно здесь и теперь, а не когда-нибудь, где-то.

В городе кажется, что умрешь в деревне, в собственной хате,
под иконами, не рыдай Мене, Мати,
в миру кажется, что убежишь от мира и мир тебя не поймает,
самое страшное, человек понимает,
что все это кажется, закуривает папироску,
думает, чтобы пусто было тебе, недоноску.

Борис Херсонский

Quem mostra' bo

Ess caminho longe?
Quem mostra' bo
Ess caminho longe?
Ess caminho
Pa São Tomé

Sodade sodade
Sodade
Dess nha terra Sao Nicolau

Si bô 'screvê' me
'M ta 'screvê be
Si bô 'squecê me
'M ta 'squecê be
Até dia
Qui bô voltà

Sodade sodade
Sodade
Dess nha terra Sao Nicolau

Cesaria Evora
"Sodade"
1992

Sous le dôme épais, où le blanc jasmin

À la rose s’assemble
Sur la rive en fleurs, riant au matin
Viens, descendons ensemble.

Doucement glissons de son flot charmant
Suivons le courant fuyant
Dans l’onde frémissante
D’une main nonchalante
Viens, gagnons le bord,
Où la source dort
Et l’oiseau, l’oiseau chante.

Sous le dôme épais
Où le blanc jasmin,
Ah! descendons
Ensemble!
Sous le dôme épais
Où le blanc jasmin
À la rose s’assemble
Sur la rive en fleurs
Riant au matin
Viens, descendons ensemble.

Doucement glissons de son flot charmant,
Suivons le courant fuyant
Dans l’onde frémissante
D’une main nonchalante
Viens, gagnons le bord
Où la source dort et
L’oiseau, l’oiseau chante.

Sous le dôme épais
Où le blanc jasmin,
Ah! descendons
Ensemble!

Edmond Gondinet and Philippe Gille
"Viens, Mallika, les lianes en fleurs..."
From
"Lakmé"
1883

Застоялся мой поезд в депо.

Снова я уезжаю. Пора...
На пороге ветер заждался меня.
На пороге осень - моя сестра.
После красно-желтых дней
Начнется и кончится зима.
Горе ты мое от ума,
Не печалься, гляди веселей.
И я вернусь домой
Со щитом, а, может быть, на щите,
В серебре, а, может быть, в нищете,
Но как можно скорей.
Расскажи мне о тех, кто устал
От безжалостных уличных драм,
И о храме из разбитых сердец,
И о тех, кто идет в этот храм.
После красно-желтых дней
Начнется и кончится зима.
Горе ты мое от ума,
Не печалься, гляди веселей.
И я вернусь домой
Со щитом, а, может быть, на щите,
В серебре, а, может быть, в нищете,
Но как можно скорей.
А мне приснилось: миром правит любовь,
А мне приснилось: миром правит мечта.
И над этим прекрасно горит звезда,
Я проснулся и понял - беда...
После красно-желтых дней
Начнется и кончится зима.
Горе ты мое от ума,
Не печалься, гляди веселей.
И я вернусь домой
Со щитом, а, может быть, на щите,
В серебре, а, может быть, в нищете,
Но как можно скорей.

Виктор Цой
"Красно-желтые дни"
1990

грибы сошли и мы вот-вот сойдем за ними вслед

сухой рябиной станет рот а через сотню лет
вернутся пальцы обратясь в ольху и бересклет

мышиной шкуркой станет бровь мелькнет в сыром стогу
и может быть свернется кровь брусникой на снегу

не нам с тобой бояться брат голландских папирос
четвертых проз девятых врат простых метаморфоз
гляди и молви будто князь - ты всех их перерос

танцуй под небом голубым меси лесную грязь
туда куда сошли грибы спускаются смеясь

Лена Элтанг
2008

Стихи не дают гарантии. Чаттертон,

спотыкаясь, возвращается к себе на чердак,
пишет записку и глотает гадость. Эдгар
кое-как выколачивает четвертак за строку.
Он уже отразил про Ворону и Сыр,
на очереди Журавль, и Синица в уме.
Пушкин записывает в столбик на черновике
долги, как зашифрованные стихи.
С каждым месяцем эта поэма растет.
Один едет торговать в Африку, другой
покупает по случаю в Ростове пальто.
Вот такая компания. Назовите ее
компанией страхования жизни — почему бы и нет?
Судья спрашивает: Кто вас назначил?
Поэт скромно, но твердо отвечает: Совет директоров.
Компания славная: Гете, принцесса Бадрульбадур
и г-н Стивенс. Гарантии на случай пожара, войны
и светопреломления. Ничего страшного нет.
Ибо в каждой крупице инея уже навсегда
мыслит глазной хрусталик. Снежная пыль
медленно осыпается с вершины сосны.
Пальма на краю света ждет ответа,
как соловей лета.

Григорий Кружков
"Уоллес Стивенс,
или
О назначении поэта
на должность вице-президента
страховой компании"
2008

Бывало, скажешь слово "хуй" и "жопа" -

и попадаешь на вершину топа. Какая скука, маму вашу еб! Поверите, мне похую ваш топ, ваш низкий вкус и низкий лоб с зарплатой, вы целиком мне похую, ребята. Я ж просто так, я бескорыстно нах решил слегка размяться на стихах, которых не писал хуй знает скока, а мне заказ сдавать сегодня к сроку, причем в стихах. Он не о том, заказ. Сейчас я разминаюсь. Пидарас какой-нибудь мне может не поверить, "проплачено" кричать, выть на луну... И хуй бы с ним. Вы ж видите - я гну строку свободно вслед за ходом мысли, короче, разминаюсь в полном смысле. Итак, о чем мы будем говорить? Политика, в пизду её етить!

Я думаю, все в мире ебанаты. Поскольку ясно даже мудаку: давно пора принять Россию в НАТО - и всю эту смертельную тоску, всю зависть, ревность, злость к соседям старым, решить одним естественным ударом. Хуяк - и в НАТО. Мало ли говна туда набрали? А у нас страна таких размеров - просто ебануться, тут место есть и танку развернуться и "Хаммер" ваш американский, блять, нам можно для понта сюда пригнать и пусть на нем два негра-уебана курируют границу Казахстана. У нас вдобавок ядерных ракет под каждой кочкой до пизды, до сраки. Под каждым пнем их больше, чем котлет в традиционном ебаном Бигмаке (а их там вроде две). Но хуй бы с ним. Сейчас не о котлетах говорим.

Мы говорим про НАТО. Мудачье! На глобус посмотрите, ебанаты! Там крупных стран осталось, ё-моё, Австралия, Европа, мы и Штаты! Какая на хуй Грузия в пизду? Какая нахуй в жопу Украина? Им денег не хватает на еду! У них земель - залупы половина, их в Гугль-мапе не отыщешь с лупой! Простите за сравнение с залупой - я вовсе их залупой не считаю, вы обижаться вовсе не должны, я лишь имел в виду размер страны, допустим, по сравнению с Китаем.

Теперь давайте глянем на Китай. Ежу понятно: сколько не катай в ООН заявки, да в мундирах - яйца, не напугаешь яйцами китайца. Их там орда, от них лоснится карта, их, блять, пиздец, их там два миллиарда! Они как муравьи. Их организм заточен выполнять одни приказы. У них там в головах социализм - рассадник недолеченной заразы. Они живут в говне, и саранчу готовы жрать из глиняной посуды. Я никого обидеть не хочу, я помню - Лао-Цзы, Конфуций, Будда, и вся хуйня хуйней, и тонкий мир. Но мы же видим - это как сортир на заскорузлой деревенской даче: в конце двора стоит сарай с очком, стоит набитый доверху говном, за тыщу лет ни разу не откачан, осталось кинуть пару грамм дрожжей - и весь пиздец польется из ушей, и весь участок, и соседи сбоку, и даже через улицу дома утонут. Это будет как чума: стоял себе сарай, хуяк - и нету. Какой Тибет? Не знаем мы Тибета! Не уместившись в маленьком сортире, теперь тут плещет желтое говно, на глобусах помечено давно. Как впрочем, территория Сибири.

А, между прочим, близко эти дрожжи. Вчера в Китае было бездорожье, холера, рис и палки из бамбука. Навоз и Мао - вот и вся наука. Вся медицина - иглы в нос и в жопу. Но как-то раз приехал из Европы какой-то сраный ебаный турист, пожрать креветок в отпуске, мудила. Спросил, почем тут трудовая сила, с восторгом из блокнота вырвал лист и прямо тут же, сев на чемодан, стал составлять подробный бизнес-план. И вскоре этот хуй привез станки. Построил из соломы два барака, поставил всех мужчин деревни раком и оптом стал производить носки, кальсоны, стельки, панталоны, диски, учил писать названья по-английски, бояться тока и не лезть в щиток, мыть руки, не совать хуи в станок, работать от рассвета до заката и понемногу стал платить зарплату.

Китаец сделан из другого мяса. У нас поймай любого пидараса, устроишь инструктаж как дураку, с какого бока подходить к станку, в цеху его оставишь утром рано, в обед приходишь - сука в жопу пьяный, не сделана работа ни хрена, лежит на стружках как кусок говна, на жизнь обижен и на мир обижен, а сам станок давно и напрочь спизжен.

Китаец - нет. Он робот беспезды. Засыпал риса, влил стакан воды, нажал на кнопку - и ушел гулять. Стиральная машинка на хуй блять! Послать работу на хуй для китайца - Конфуций оторвет за это яйца. Теперь представим: плюс еще станки плюс навыки производить носки, транзисторы, моторы, мегабиты, и все, пиздец: они уже с орбиты оглядывают Землю вдоль и вширь, высматривая, собственно, Сибирь. При этом всей страною ходят строем, у каждого растет при этом трое, а может даже пятеро сейчас. Пиздец. У них есть атом и ракеты. Вот-вот политбюро издаст указ перепечатать глобусы планеты, заштриховав примерно половину. А мы ревнуем к НАТО Украину!

А Индия? Из кизяков дома, гуляет тиф, холера и чума, из всей одежды - тапочки и бусы, но, блять, их, сука, миллиард, индусов! Там древняя культура, все дела, Сансара, мантры, благовоний отжиг, священная корова посрала - и слава Кришне, день не даром прожит. Индус по сути парень неплохой, он жить привык без суеты и злобы. Улыбчивый, на первый взгляд тупой, но что индусы типа долбоебы - про них не скажет даже Пакистан. На факультетах самых разных стран индус легко штудирует науку. И в этом вся проблема. Эта сука так впитывает знания легко, что похуй где, и от кого, и скока. Но Кембридж дорогой и далеко, а исламисты - вот они, под боком. Как результат - уже к ебеней маме сейчас две трети Индии в исламе. Им только с минаретов прикажи - ебальники нахмурят, как учили, и радостно пойдут точить ножи, и вот уже кого-то замочили.

Ислам - вообще пиздец из пиздецов. Хотя на вид о нем не скажешь плохо - он вроде не для быдла, не для лоха, а вроде бы для всяких мудрецов. Для тонкой и возвышенной натуры. Коран откроешь - мудрость, притчи, суры. Прочел всю книгу, потянулся, встал... И вдруг - моча по венам побежала! Ты чувствуешь, что надо дать в ебало тому, кто эту книгу не читал! В ебало и желательно с ноги! А лучше, соответственно, кинжалом! Хуй знает почему, но дать в ебало необходимо: все кругом враги!

Глядим на глобус - куча диких стран: верблюд, чалма, песок, кинжал, Коран. Пока они не расщепили атом, послушайте совета, мудачье: Россию срочно, срочно, срочно в НАТО! Она говно конечно, но - своё! Cломается Россия - всё тогда. Пиздец Европе, а затем и Штатам. Россию срочно, срочно надо в НАТО! Ну или НАТО к нам, одна пизда.

У нас конечно жить пока хуево. И, говорят, что нет свободы слова. Что Путина не назовешь козлом, Медведева не назовешь обсосом, но все это пока что под вопросом, и мы пока на это хуй кладем. У нас конечно мудаки у власти, у нас конечно беды и несчастья, коррупция, маразм и криминал. Зато мы очень близкие по духу! И можем эффективно двинуть в ухо, когда на вас там кто-нибудь напал.

Объединимся - нефть потом поделим. Чего вы нас боитесь, в самом деле?

Леонид Каганов
"Краткая политинформация"
2008