вторник, февраля 24, 2009

Вот один мой дядя - без тетки не может жить.

Чуть она за дверь - срывается и бежит,
потом падает, усыкается, озирается тупо.
Объясняет тетка - это Альцгеймер в его голове,
разрушает извилины - по одной, а то - и по две,
обещает, что даст ему пострелять по Москве,
и достичь на эсминце твоих берегов, Гваделупа.

Это первый дядя, а вот и второй - герой!
Долго жил в глуши. В голове - раздрай и расстрой.
Этот - из дому , в поезд, и вот он - в Вильне.
Кузины и тетка не ведают, что он там
пляшет на Гедимина, показывает ментам
"фак ю", но Блейлер закричит "По местам!",
и приказ издаст, и пришлет ему на мобильный.

Вот и ты, ты хорош, крут чрезвычайно ты,
времени взятку даешь, жжешь за собой мосты,
но будь ты знаток, футболист, реформатор, геймер,
два на метр и два в глубину - это и твой масштаб.
Первый тремор - и вот, тебя вызывают в штаб
генералы Базедов, Паркинсон и маршал Альцгеймер.

Мария Мартысевич
"Мобилизация"
2000е
Перевод с белорусского Бориса Херсонского
2008

понедельник, февраля 23, 2009

В Ленинграде, на рассвете,

На Марата, в сорок третьем
Кто-то съел тарелку щей
И нарушил ход вещей.

Приезжают два наряда
Милицейских: есть не надо,
Вы нарушили режим,
Мы здесь мяса не едим!

Здесь глухая оборона.
Мы считаем дни войны.
Нам ни кошка, ни ворона
Больше в пищу не годны:

Страшный голод-людопад
Защищает Ленинград!
Насыпает город-прах
Во врагов смертельный страх.

У врага из поля зренья
Исчезает Ленинград.
Зимний где? Где Летний сад?
Здесь другое измеренье:

Наяву и во плоти
Тут живому не пройти.
Только так мы победим,
Потому мы не едим.

Время выйдет, и гранит
Плоть живую заменИт.
Но запомнит враг любой,
Что мы сделали с собой.

Виталий Пуханов
2000е

четверг, февраля 19, 2009

- Все это надо перешить, -

сказал портной, - ведь дело к маю.
- Все это надо пережить, -
сказала я, - я понимаю.

И в кольцах камушки сменить,
и челку рыжую подрезать,
и в край другой себя сманить,
и вновь по Грузии поездить.

Белла Ахмадулина
1973

среда, февраля 18, 2009

Жить, как улитка, хочу, в вате хочу,

Дряблое тело храня,
Будто в футляре стеклярусовом
Елочный шарик лежит,
И отстала бы жизнь от меня,
Трепетавшая в воздухе пламенном, ярусами.

В бархатном нежном футляре хочу засыпать,
Будто забытая вещь, театральная штучка,
Бусинка либо перчатка.
Буду с тобой разговаривать по ночам
По телефону во сне, сиять.

Хитрая стала, тихая, полюбила молчать,
Тонкостенные, хрупкие вещи в папиросной бумаге хранить, охранять.

Пиромания, пиротехника, flash.
Испепеляющий огонь.

Елена Фанайлова
1994

вторник, февраля 17, 2009

Angels and sailors,

rich girls, backyard fences, tents,
Dreams watching each other narrowly,
soft luxuriant cars,
Girls in garages,
stripped out to get liquor and clothes,
half gallons of wine and six‑packs of beer,
Jumped, humped, born to suffer,
made to undress in the wilderness.

I will never treat you mean,
Never start no kind of scene,
I'll tell you every place and person that I've been.
Always a playground instructor, never a killer,
Always a bridesmaid on the verge of fame or over.
He maneuvered two girls into his hotel room -
One a friend, the other, the young one, a newer stranger,
Vaguely Mexican or Puerto Rican
Poor boys' thighs and buttock scarred by a father's belt.
She's trying to rise,
Story of her boyfriend,
of teenage stoned death games
Handsome lad, dead in a car.
Confusion
No connections
Come here
I love you
Peace on earth
Will you die for me?
Eat me
This way
The end
I'll always be true
Never go out, sneaking out on you, babe
If you'll only show me Far Arden again.
I'm surprised you could get it up
He whips her lightly, sardonically, with belt.
Haven't I been through enough? - she asks
Now dressed and leaving
The Spanish girl begins to bleed
She says her period
It's Catholic heaven
I have an ancient Indian crucifix around my neck
My chest is hard and brown
Lying on stained, wretched sheets
with a bleeding virgin
We could plan a murder
Or start a religion.

Jim Morrison
"Angels and Sailors"
1969
From "An American Prayer"
1978

понедельник, февраля 16, 2009

Лиза идет топиться. Но старый пруд

куда-то делся, а, может быть, люди врут,
что был водоем? Что мальчик, ивовый прут
выломав, воздух им рассекал со свистом,
что девка плясала босая, звеня монистом,
что воздуху было больно… Напрасный труд.

Впрочем, мальчишке случилось убить мотылька.
Лазурное крылышко падало на манер лепестка.
Лиза идет топиться, но где – не знает пока.
Мраморные купидоны стреляют в сердце припаркам.
Леса уступают место садам и паркам.
Исключение – заросли мыслящего тростника.

Должно быть, сахарного, ибо два старика,
машут своими мачете (и как не устанет рука?),
прорубая дорогу в завтрашние века.
Это идут барбудос, братья Фидель, Рауль,
увертываясь от посвистывающих американских пуль.
Лиза идет топиться. Походка ее легка.

На полянке пенек. На пеньке сидит Лаокоон,
что анаконду, тянет австрийский аккордеон,
грек его душу знает, что напевает он.
Но девка босая зовет его гармонистом,
чему-то смеется и пляшет, звеня монистом,
А Лиза идет топиться, хоть это – всего лишь сон.

Уж лучше вернись в усадьбу, где нынче склад
полезных железных предметов. Где сказку на новый лад
Перекраивают, перешивают, и, как всегда, невпопад.
Нагой пастушок с тебя стащит белое платье,
через голову, растрепав, примет в свои объятья,
родители, вытянув руки, пошлют вам свои проклятья,
и вы, потешаясь над всеми, провалитесь в ад.

Борис Херсонский
2007

вторник, февраля 10, 2009

чтобы взглянуть на пустые ветки,

где напротив уличный есть фонарь -
мы встанем на цыпочки, приподнимем веки -
встанем рядом как встарь, правда, вань?
потом возьмёмся за руки, а ещё - за щеки -
так однажды сделали венценосные две особы -
и пока вдвоём - мы не одиноки -
или одиноки, но слегка, как сказал б камердинер саня - вроде бы не особо.
потом побегут вчетвером слезинки,
но мы отринем
опасенья, что нас постригут или выставят с голым задом -
ты же видишь - вон там, за пригорком синим, -
очертания областного сада.

и в то время как юнкера доедают свиные стейки -
я скажу тебе что-то важное, не про боль, другое:
мне сейчас – будто мы поливаем цветы из лейки
и платье моё немного иного кроя.

Маша Глушкова
2008

понедельник, февраля 09, 2009

Мы спасались в тонущей Атлантиде.

Но наступит срок — и при всем желанье
странно будет мне тебя, дорогая, видеть
с неизменно энного расстоянья.
Прочий мир, включая родные веси,
отделенный уж от меня межою,
станет мне не нужен, неинтересен.
Только ты останешься не чужою.

Головокружительной вышиною
дорожат лишь звезды, идя на нерест.
Мне же легче — с полною тишиною,
при которой слышен твой каждый шелест.
Уж тогда не сможешь мои заботы
на себя ты взваливать, слава Богу.
Ты еще румяней в момент дремоты,
хаотичных сборов, пути к порогу.

Разыщи уже к середине века,
над моим пред тем опечалясь камнем,
то ли “Сон счастливого человека”,
то ли “Сон пропащего человека”
в “Дневнике писателя” стародавнем.
Вот тогда возьму я тебя с поличным.
И тебе, не зная о том, придется
стать в ответ сравнимою с мозаичным
серебром монеток на дне колодца…

Юрий Кублановский
2004