На векавых вятрах
Наш, ад крыві чырвоны,
Ад болю белы, сцяг.
Наш бел-чырвона-белы,
Нябесны, вольны, смелы,
Наш бел-чырвона-белы,
Наш сцяг.
Бясконца наша мара аб свабодзе
Вядзе нас па зямлі і па вадзе,
Як сонца, што ніколі не заходзе,
Як зорка, што ніколі не ўпадзе.
Владимир Некляев
2010
среда, декабря 22, 2010
вторник, декабря 14, 2010
сон напоминает его игра -
вентиляторные дуют ветры.
что ты заладил: жара, жара -
это, говорю, вертоград пресветлый,
зной, перетекающий из вчера
в медленное завтра, как полк ракетный
возит на параде, под шум офсетный,
толстого железного бога ра.
это дирижабль пролетел над мостом,
на борту имея клинописный лозунг.
это всё имперское входит в дом,
длится, не кончается - потом, потом -
жжёная резина, стоячий воздух.
в глиняных костюмах, в песке речном -
та же благодать, что в виноградных лозах.
умираешь? - впрочем, ты всегда мельчил,
сочинял ненужное, кривлялся сзади.
сложными движеньями достают мечи -
лучший балетмейстер год их учил.
дай на церемонию взглянуть. не кричи.
не спугни забвение, бога ради.
Геннадий Каневский
"вертоград"
2010
что ты заладил: жара, жара -
это, говорю, вертоград пресветлый,
зной, перетекающий из вчера
в медленное завтра, как полк ракетный
возит на параде, под шум офсетный,
толстого железного бога ра.
это дирижабль пролетел над мостом,
на борту имея клинописный лозунг.
это всё имперское входит в дом,
длится, не кончается - потом, потом -
жжёная резина, стоячий воздух.
в глиняных костюмах, в песке речном -
та же благодать, что в виноградных лозах.
умираешь? - впрочем, ты всегда мельчил,
сочинял ненужное, кривлялся сзади.
сложными движеньями достают мечи -
лучший балетмейстер год их учил.
дай на церемонию взглянуть. не кричи.
не спугни забвение, бога ради.
Геннадий Каневский
"вертоград"
2010
понедельник, декабря 13, 2010
весной легко дружить со всеми.
и азиатский город весь,
как перевёрнутое время,
стекает медленно с небес,
и видишь, шторы отодвинув:
ответственный за тьму и свет,
среди двора стоит рахимов,
дурак пятидесяти лет.
ногой проделывает русла.
метлой вздымает кутерьму.
за русский письменный и устный
ему воздастся по уму
на ритуальной киноплёнке,
где кровь, наследница творца,
течёт себе
от нас в сторонке,
не
от-
во-
ра-
чи-
ва-
ет-
ся.
Геннадий Каневский
"рахимов"
2010
как перевёрнутое время,
стекает медленно с небес,
и видишь, шторы отодвинув:
ответственный за тьму и свет,
среди двора стоит рахимов,
дурак пятидесяти лет.
ногой проделывает русла.
метлой вздымает кутерьму.
за русский письменный и устный
ему воздастся по уму
на ритуальной киноплёнке,
где кровь, наследница творца,
течёт себе
от нас в сторонке,
не
от-
во-
ра-
чи-
ва-
ет-
ся.
Геннадий Каневский
"рахимов"
2010
пятница, ноября 05, 2010
Изгряла е месечинка -
аляна, галяна, портокаляна,
блага душка медена, шекеряна.
Чи огряла в градинчица -
аляна, галяна, портокаляна,
блага душка медена, шекеряна.
В градинчица, Иринчица -
аляна, галяна, портокаляна,
блага душка медена, шекеряна.
Да си бере пъстри китки -
аляна, галяна, портокаляна,
блага душка медена, шекеряна.
Хем си бере, хем нарича,
Вземе ли те първо либе,
дваж да цъфнеш, триж да грейнеш -
аляна, галяна, портокаляна,
блага душка медена, шекеряна.
Вземе ли те чуждо либе,
да повехнеш, да посърнеш -
аляна, галяна, портокаляна,
блага душка медена, шекеряна.
блага душка медена, шекеряна.
Чи огряла в градинчица -
аляна, галяна, портокаляна,
блага душка медена, шекеряна.
В градинчица, Иринчица -
аляна, галяна, портокаляна,
блага душка медена, шекеряна.
Да си бере пъстри китки -
аляна, галяна, портокаляна,
блага душка медена, шекеряна.
Хем си бере, хем нарича,
Вземе ли те първо либе,
дваж да цъфнеш, триж да грейнеш -
аляна, галяна, портокаляна,
блага душка медена, шекеряна.
Вземе ли те чуждо либе,
да повехнеш, да посърнеш -
аляна, галяна, портокаляна,
блага душка медена, шекеряна.
понедельник, ноября 01, 2010
Учат меня стариканы:
«Не ешь всю пайку хлеба с утра», -
Но ведь к обеду на ней, как икра,
Рыжие тараканы!
Но, покоряясь науке,
В конце концов привыкаешь и к ним;
Не в силах лишь я примириться с одним
Это без пуговиц брюки.
Илья Сельвинский
1919
Но ведь к обеду на ней, как икра,
Рыжие тараканы!
Но, покоряясь науке,
В конце концов привыкаешь и к ним;
Не в силах лишь я примириться с одним
Это без пуговиц брюки.
Илья Сельвинский
1919
воскресенье, октября 31, 2010
Окно открыто ночью в расточительный сад,
А утром в ограниченный двор.
По вечерам здесь бывает зеленый салют,
А днем не бывает ничего.
Поскольку днем мы погружаемся на самое дно,
Куда нет ходу, потому что одно
Речное переливчатое немое кино,
Реликтовое слепое пятно...
Гори за сомкнутыми веками, волшебный фонарь,
Вращая шпульки света в темной воде.
Ужи, шестидесятники и прочая божья тварь
Теперь уже везде и нигде.
Теперь, смеясь, вы скатываетесь наперегонки
С крутого склона облачной горы,
Лисята, окуджавы, водяные жуки,
Высоцкие, бродские, бобры...
Мария Галина
2010
А утром в ограниченный двор.
По вечерам здесь бывает зеленый салют,
А днем не бывает ничего.
Поскольку днем мы погружаемся на самое дно,
Куда нет ходу, потому что одно
Речное переливчатое немое кино,
Реликтовое слепое пятно...
Гори за сомкнутыми веками, волшебный фонарь,
Вращая шпульки света в темной воде.
Ужи, шестидесятники и прочая божья тварь
Теперь уже везде и нигде.
Теперь, смеясь, вы скатываетесь наперегонки
С крутого склона облачной горы,
Лисята, окуджавы, водяные жуки,
Высоцкие, бродские, бобры...
Мария Галина
2010
пятница, октября 29, 2010
Кто никогда не видел журавлей,
Тот никогда не чувствовал потери,
Потери листьев в сумраке аллей,
Потери ощущения на теле
С утра прибереженного тепла
Горячки поцелуев троекратных,
Еще с весны немытого стекла,
Из дома до метро, потом обратно,
Сочится с неба тот полезный клей,
Который насмерть склеивает сутки.
Тот верит каждой патриаршей утке,
Кто никогда не видел журавлей.
Поехали со мной, я заплачу
За каждую прожитую маршрутку,
Я, знаешь, их считаю. Нет, шучу,
Но ты же понимаешь, в каждой шутке
Всегда есть то, что хочется сказать -
Достойное наследие Крылова.
Кто их считал - проехали Казань
И повернули по Садовой. Слово
Осталось в Метрополе, на углу.
Билетик превратился в оригами.
Нет не журавлик, просто нервность рук,
Поехали, поехали кругами
Ну, просто чтоб не мерзнуть на ветру.
Давай нырнем в метафорную глубь,
Завязнем в лабиринте аллегорий,
Чтоб избежать простуды между губ
Уже соприкоснувшихся легонько,
По-школьному, как будто невзначай.
В толпе, в час пик, случайно-неслучайно.
Прости, опять не знаю, как начать,
И избегаю лишних окончаний.
Плачу за выдох двадцать семь рублей,
Провал дверей, предательски зевнувший.
Кто никогда не видел журавлей,
Тот вряд ли машет утром, обернувшись
К единственному ясному окну
На кухне, там, в халатике махровом,
В дрожащем освещеньи монохромном,
Родные лица бережно мелькнут.
Стою, ища опору в рюкзаке,
Как богатырь перед былинным камнем,
Да, много нас стоит - и кто за кем,
С бесценными своими рюкзаками,
В пальто, что все объятия хранят,
Ко всем утратам на ходу готовясь.
Пошел направо - потерял коня,
Пошел налево - и зевнул автобус.
А дальше хуже - потерял ладью,
Проект, работу, нужного судью.
Но разве стоят пряник или кнут
Вот этих неприкаянных минут.
Поехали, поехали со мной,
Идем в автобус голубой, зеленый,
Я запах кофе чувствую спиной,
Твой взгляд, такой небесно-изумленный,
Остатки ночи, странная судьба,
Нельзя как раньше - хоть и раньше жил так,
Прикосновенье губ у края лба,
Там, где под кожей вздрагивает жилка,
Поехали, я памяти лишен,
И дня конец уже не за горами,
Деревья умирают голышом,
Без савана, но в золоте сгорая,
Поехали, в дороге веселей,
Вновь остановка, Боже, пусть не наша.
Кто никогда не видел журавлей,
смотри, смотри. Вот он кому-то машет.
Аля Кудряшева
"клин клином"
2010
Потери листьев в сумраке аллей,
Потери ощущения на теле
С утра прибереженного тепла
Горячки поцелуев троекратных,
Еще с весны немытого стекла,
Из дома до метро, потом обратно,
Сочится с неба тот полезный клей,
Который насмерть склеивает сутки.
Тот верит каждой патриаршей утке,
Кто никогда не видел журавлей.
Поехали со мной, я заплачу
За каждую прожитую маршрутку,
Я, знаешь, их считаю. Нет, шучу,
Но ты же понимаешь, в каждой шутке
Всегда есть то, что хочется сказать -
Достойное наследие Крылова.
Кто их считал - проехали Казань
И повернули по Садовой. Слово
Осталось в Метрополе, на углу.
Билетик превратился в оригами.
Нет не журавлик, просто нервность рук,
Поехали, поехали кругами
Ну, просто чтоб не мерзнуть на ветру.
Давай нырнем в метафорную глубь,
Завязнем в лабиринте аллегорий,
Чтоб избежать простуды между губ
Уже соприкоснувшихся легонько,
По-школьному, как будто невзначай.
В толпе, в час пик, случайно-неслучайно.
Прости, опять не знаю, как начать,
И избегаю лишних окончаний.
Плачу за выдох двадцать семь рублей,
Провал дверей, предательски зевнувший.
Кто никогда не видел журавлей,
Тот вряд ли машет утром, обернувшись
К единственному ясному окну
На кухне, там, в халатике махровом,
В дрожащем освещеньи монохромном,
Родные лица бережно мелькнут.
Стою, ища опору в рюкзаке,
Как богатырь перед былинным камнем,
Да, много нас стоит - и кто за кем,
С бесценными своими рюкзаками,
В пальто, что все объятия хранят,
Ко всем утратам на ходу готовясь.
Пошел направо - потерял коня,
Пошел налево - и зевнул автобус.
А дальше хуже - потерял ладью,
Проект, работу, нужного судью.
Но разве стоят пряник или кнут
Вот этих неприкаянных минут.
Поехали, поехали со мной,
Идем в автобус голубой, зеленый,
Я запах кофе чувствую спиной,
Твой взгляд, такой небесно-изумленный,
Остатки ночи, странная судьба,
Нельзя как раньше - хоть и раньше жил так,
Прикосновенье губ у края лба,
Там, где под кожей вздрагивает жилка,
Поехали, я памяти лишен,
И дня конец уже не за горами,
Деревья умирают голышом,
Без савана, но в золоте сгорая,
Поехали, в дороге веселей,
Вновь остановка, Боже, пусть не наша.
Кто никогда не видел журавлей,
смотри, смотри. Вот он кому-то машет.
Аля Кудряшева
"клин клином"
2010
понедельник, октября 25, 2010
Осень. Оголенность тополей
раздвигает коридор аллей
в нашем не-именьи. Ставни бьются
друг о друга. Туч невпроворот,
солнце забуксует. У ворот
лужа, как расколотое блюдце.
Спинка стула, платьица без плеч.
Ни тебя в них больше не облечь,
ни сестер, раздавшихся за лето.
Пальцы со следами до-ре-ми.
В бельэтаже хлопают дверьми,
будто бы палят из пистолета.
И моя над бронзовым узлом
пятерня, как посуху - веслом.
"Запираем" - кличут - "Запираем!"
Не рыдай, что будущего нет.
Это - тоже в перечне примет
места, именуемого Раем.
Запрягай же, жизнь моя сестра,
в бричку яблонь серую. Пора!
По проселкам, перелескам, гатям,
за семь верст некрашеных и вод,
к станции, туда, где небосвод
заколочен досками, покатим.
Ну, пошел же! Шляпу придержи
да под хвост не опускай вожжи.
Эх, целуйся, сталкивайся лбами!
То не в церковь белую к венцу -
прямо к света нашего концу,
точно в рощу вместе за грибами.
Иосиф Бродский
"В АЛЬБОМ НАТАЛЬИ СКАВРОНСКОЙ"
Октябрь 1969, Коктебель
в нашем не-именьи. Ставни бьются
друг о друга. Туч невпроворот,
солнце забуксует. У ворот
лужа, как расколотое блюдце.
Спинка стула, платьица без плеч.
Ни тебя в них больше не облечь,
ни сестер, раздавшихся за лето.
Пальцы со следами до-ре-ми.
В бельэтаже хлопают дверьми,
будто бы палят из пистолета.
И моя над бронзовым узлом
пятерня, как посуху - веслом.
"Запираем" - кличут - "Запираем!"
Не рыдай, что будущего нет.
Это - тоже в перечне примет
места, именуемого Раем.
Запрягай же, жизнь моя сестра,
в бричку яблонь серую. Пора!
По проселкам, перелескам, гатям,
за семь верст некрашеных и вод,
к станции, туда, где небосвод
заколочен досками, покатим.
Ну, пошел же! Шляпу придержи
да под хвост не опускай вожжи.
Эх, целуйся, сталкивайся лбами!
То не в церковь белую к венцу -
прямо к света нашего концу,
точно в рощу вместе за грибами.
Иосиф Бродский
"В АЛЬБОМ НАТАЛЬИ СКАВРОНСКОЙ"
Октябрь 1969, Коктебель
воскресенье, октября 24, 2010
У бездны той никто не выжил впрок:
Из сладких пут не выбрался Есенин,
Не выдал образованности Блок
И Мандельштам не выманил спасенья.
Разъятая на звуки тишина
Убога, безотрадна. Но однажды
Сияла Блоку полная луна,
А Мандельштаму — чаша жажды.
И все, кто мог мне руку протянуть
Из прошлого, — давно лежат в могиле.
Мне некого любить и обмануть.
А это мы. А это мы и были.
Виталий Пуханов
2010
Не выдал образованности Блок
И Мандельштам не выманил спасенья.
Разъятая на звуки тишина
Убога, безотрадна. Но однажды
Сияла Блоку полная луна,
А Мандельштаму — чаша жажды.
И все, кто мог мне руку протянуть
Из прошлого, — давно лежат в могиле.
Мне некого любить и обмануть.
А это мы. А это мы и были.
Виталий Пуханов
2010
суббота, октября 23, 2010
На площади установлен медный конь на постаменте.
Всадник был сменным. Когда на троне
воцарялся новый герцог, на монументе
появлялась наследная статуя. Добро, не
приходилось часто менять, а после трех революций
традиция прервалась - конь остался без управленья,
как и само государство. Ни приказов, ни резолюций.
Но никто не высказывает ни малейшего сожаленья.
Здесь также имеется грязный трактир, старейший на континенте.
В нем сидели годами: жили-пили и умирали.
Выносили трупы. А мусор не убирали.
Археолог, историк, а то и культуролог-философ
в поисках истины роются в груде отбросов..
У входа в кабак - фонтан со статуей блюющего Аполлона.
Стоит. обнаженный, в венке, согнувшись над мраморной чашей.
Сзади его подпирает мраморная колонна.
А рвет его то салатом, то манной кашей,
в зависимости от того, что сегодня в меню. Реклама.
В чашу бросает монетку нарядная старая дама.
Бросьте и вы, чтоб скорей уехать отсюда
и никогда не вернуться - ни в этом, ни в будущем воплощенье.
Трактир закрывается. На кухне гремит посуда.
Вышибала просит освободить помещенье.
Борис Херсонский
"Путеводитель по несуществующим городам"
2010
воцарялся новый герцог, на монументе
появлялась наследная статуя. Добро, не
приходилось часто менять, а после трех революций
традиция прервалась - конь остался без управленья,
как и само государство. Ни приказов, ни резолюций.
Но никто не высказывает ни малейшего сожаленья.
Здесь также имеется грязный трактир, старейший на континенте.
В нем сидели годами: жили-пили и умирали.
Выносили трупы. А мусор не убирали.
Археолог, историк, а то и культуролог-философ
в поисках истины роются в груде отбросов..
У входа в кабак - фонтан со статуей блюющего Аполлона.
Стоит. обнаженный, в венке, согнувшись над мраморной чашей.
Сзади его подпирает мраморная колонна.
А рвет его то салатом, то манной кашей,
в зависимости от того, что сегодня в меню. Реклама.
В чашу бросает монетку нарядная старая дама.
Бросьте и вы, чтоб скорей уехать отсюда
и никогда не вернуться - ни в этом, ни в будущем воплощенье.
Трактир закрывается. На кухне гремит посуда.
Вышибала просит освободить помещенье.
Борис Херсонский
"Путеводитель по несуществующим городам"
2010
пятница, октября 22, 2010
Темнеют, свищут сумерки в пустыне.
Поля и океан...
Кто утолит в пустыне, на чужбине
Боль крестных ран?
Гляжу вперед, на черное Распятье
Среди дорог -
И простирает скорбные объятья
Почивший Бог.
Иван Бунин
Бретань, 1920
Кто утолит в пустыне, на чужбине
Боль крестных ран?
Гляжу вперед, на черное Распятье
Среди дорог -
И простирает скорбные объятья
Почивший Бог.
Иван Бунин
Бретань, 1920
среда, октября 20, 2010
Дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером
подышать свежим воздухом, веющим с океана.
Закат догорал в партере китайским веером,
и туча клубилась, как крышка концертного фортепьяно.
Четверть века назад ты питала пристрастье к люля и к финикам,
рисовала тушью в блокноте, немножко пела,
развлекалась со мной; но потом сошлась с инженером-химиком
и, судя по письмам, чудовищно поглупела.
Теперь тебя видят в церквях в провинции и в метрополии
на панихидах по общим друзьям, идущих теперь сплошною
чередой; и я рад, что на свете есть расстоянья более
немыслимые, чем между тобой и мною.
Не пойми меня дурно. С твоим голосом, телом, именем
ничего уже больше не связано; никто их не уничтожил,
но забыть одну жизнь -- человеку нужна, как минимум,
еще одна жизнь. И я эту долю прожил.
Повезло и тебе: где еще, кроме разве что фотографии,
ты пребудешь всегда без морщин, молода, весела, глумлива?
Ибо время, столкнувшись с памятью, узнает о своем бесправии.
Я курю в темноте и вдыхаю гнилье отлива.
ИБ
1989
Закат догорал в партере китайским веером,
и туча клубилась, как крышка концертного фортепьяно.
Четверть века назад ты питала пристрастье к люля и к финикам,
рисовала тушью в блокноте, немножко пела,
развлекалась со мной; но потом сошлась с инженером-химиком
и, судя по письмам, чудовищно поглупела.
Теперь тебя видят в церквях в провинции и в метрополии
на панихидах по общим друзьям, идущих теперь сплошною
чередой; и я рад, что на свете есть расстоянья более
немыслимые, чем между тобой и мною.
Не пойми меня дурно. С твоим голосом, телом, именем
ничего уже больше не связано; никто их не уничтожил,
но забыть одну жизнь -- человеку нужна, как минимум,
еще одна жизнь. И я эту долю прожил.
Повезло и тебе: где еще, кроме разве что фотографии,
ты пребудешь всегда без морщин, молода, весела, глумлива?
Ибо время, столкнувшись с памятью, узнает о своем бесправии.
Я курю в темноте и вдыхаю гнилье отлива.
ИБ
1989
воскресенье, октября 17, 2010
Зимний вечер. Дрова
охваченные огнем -
как женская голова
ветреным ясным днем.
Как золотиться прядь,
слепотою грозя!
С лица ее не убрать.
И к лучшему, что нельзя.
Не провести пробор,
гребнем не разделить:
может открыться взор,
способный испепелить.
Я всматриваюсь в огонь.
На языке огня
раздается "не тронь"
и вспыхивает "меня!"
От этого - горячо.
Я слышу сквозь хруст в кости
захлебывающееся "еще!"
и бешеное "пусти!"
Пылай, пылай предо мной,
рваное, как блатной,
как безумный портной,
пламя еще одной
зимы! Я узнаю
патлы твои. Твою
завивку. В конце концов --
раскаленность щипцов!
Ты та же, какой была
прежде. Тебе не впрок
раздевшийся догола,
скинувший все швырок.
Только одной тебе
и свойственно, вещь губя,
приравниванье к судьбе
сжигаемого - себя!
Впивающееся в нутро,
взвивающееся вовне,
наряженное пестро,
мы снова наедине!
Это - твой жар, твой пыл!
Не отпирайся! Я
твой почерк не позабыл,
обугленные края.
Как ни скрывай черты,
но предаст тебя суть,
ибо никто, как ты,
не умел захлестнуть,
выдохнуться, воспрясть,
метнуться наперерез.
Назорею б та страсть,
воистину бы воскрес!
Пылай, полыхай, греши,
захлебывайся собой.
Как менада пляши
с закушенной губой.
Вой, трепещи, тряси
вволю плечом худым.
Тот, кто вверху еси,
да глотает твой дым!
Так рвутся, треща, шелка,
обнажая места.
То промелькнет щека,
то полыхнут уста.
Так рушатся корпуса,
так из развалин икр
прядают, небеса
вызвездив, сонмы искр.
Ты та же, какой была.
От судьбы, от жилья
после тебя - зола,
тусклые уголья,
холод, рассвет, снежок,
пляска замерзших розг.
И как сплошной ожог -
не удержавший мозг.
Иосиф Бродский
"Горение"
1981
как женская голова
ветреным ясным днем.
Как золотиться прядь,
слепотою грозя!
С лица ее не убрать.
И к лучшему, что нельзя.
Не провести пробор,
гребнем не разделить:
может открыться взор,
способный испепелить.
Я всматриваюсь в огонь.
На языке огня
раздается "не тронь"
и вспыхивает "меня!"
От этого - горячо.
Я слышу сквозь хруст в кости
захлебывающееся "еще!"
и бешеное "пусти!"
Пылай, пылай предо мной,
рваное, как блатной,
как безумный портной,
пламя еще одной
зимы! Я узнаю
патлы твои. Твою
завивку. В конце концов --
раскаленность щипцов!
Ты та же, какой была
прежде. Тебе не впрок
раздевшийся догола,
скинувший все швырок.
Только одной тебе
и свойственно, вещь губя,
приравниванье к судьбе
сжигаемого - себя!
Впивающееся в нутро,
взвивающееся вовне,
наряженное пестро,
мы снова наедине!
Это - твой жар, твой пыл!
Не отпирайся! Я
твой почерк не позабыл,
обугленные края.
Как ни скрывай черты,
но предаст тебя суть,
ибо никто, как ты,
не умел захлестнуть,
выдохнуться, воспрясть,
метнуться наперерез.
Назорею б та страсть,
воистину бы воскрес!
Пылай, полыхай, греши,
захлебывайся собой.
Как менада пляши
с закушенной губой.
Вой, трепещи, тряси
вволю плечом худым.
Тот, кто вверху еси,
да глотает твой дым!
Так рвутся, треща, шелка,
обнажая места.
То промелькнет щека,
то полыхнут уста.
Так рушатся корпуса,
так из развалин икр
прядают, небеса
вызвездив, сонмы искр.
Ты та же, какой была.
От судьбы, от жилья
после тебя - зола,
тусклые уголья,
холод, рассвет, снежок,
пляска замерзших розг.
И как сплошной ожог -
не удержавший мозг.
Иосиф Бродский
"Горение"
1981
суббота, октября 16, 2010
Сарданапал, надменный азиат,
Зачем мой шкаф служил тебе жилищем?
Мы шествуем по улицам и свищем,
Сзывая всех в далекий райский сад.
Но сгнили их конкретные умы
В процессе потребления продуктов
Что им с того, что твой кузен кондуктор,
Наследный принц Уфы и Костромы.
Борис Гребенщиков
"Сарданапал"
Мы шествуем по улицам и свищем,
Сзывая всех в далекий райский сад.
Но сгнили их конкретные умы
В процессе потребления продуктов
Что им с того, что твой кузен кондуктор,
Наследный принц Уфы и Костромы.
Борис Гребенщиков
"Сарданапал"
пятница, октября 15, 2010
Как живется вам с другою,-
Проще ведь?- Удар весла!-
Линией береговою
Скоро ль память отошла
Обо мне, плавучем острове
(По небу - не по водам)!
Души, души!- быть вам сестрами,
Не любовницами - вам!
Как живется вам с простою
Женщиною? Без божеств?
Государыню с престола
Свергши (с оного сошед),
Как живется вам - хлопочется -
Ежится? Встается - как ?
С пошлиной бессмертной пошлости
Как справляетесь, бедняк?
"Судорог да перебоев -
Хватит! Дом себе найму".
Как живется вам с любою -
Избранному моему!
Свойственнее и сьедобнее -
Снедь? Приестся - не пеняй...
Как живется вам с подобием -
Вам, поправшему Синай!
Как живется вам с чужою,
Здешнею? Ребром - люба?
Стыд Зевесовой вожжою
Не охлестывает лба?
Как живется вам - здоровится -
Можется? Поется - как?
С язвою бессмертной совести
Как справляетесь, бедняк?
Как живется вам с товаром
Рыночным? Оброк - крутой?
После мраморов Каррары
Как живется вам с трухой
Гипсовой? (Из глыбы высечен
Бог - и начисто разбит!)
Как живется вам с сто-тысячной -
Вам, познавшему Лилит!
Рыночною новизною
Сыты ли? К волшбам остыв,
Как живется вам с земною
Женщиною, без шестых
Чувств?..
Ну, за голову: счастливы?
Нет? В провале без глубин -
Как живется, милый? Тяжче ли,
Так же ли, как мне с другим?
Марина Цветаева
"Попытка ревности"
1924
Линией береговою
Скоро ль память отошла
Обо мне, плавучем острове
(По небу - не по водам)!
Души, души!- быть вам сестрами,
Не любовницами - вам!
Как живется вам с простою
Женщиною? Без божеств?
Государыню с престола
Свергши (с оного сошед),
Как живется вам - хлопочется -
Ежится? Встается - как ?
С пошлиной бессмертной пошлости
Как справляетесь, бедняк?
"Судорог да перебоев -
Хватит! Дом себе найму".
Как живется вам с любою -
Избранному моему!
Свойственнее и сьедобнее -
Снедь? Приестся - не пеняй...
Как живется вам с подобием -
Вам, поправшему Синай!
Как живется вам с чужою,
Здешнею? Ребром - люба?
Стыд Зевесовой вожжою
Не охлестывает лба?
Как живется вам - здоровится -
Можется? Поется - как?
С язвою бессмертной совести
Как справляетесь, бедняк?
Как живется вам с товаром
Рыночным? Оброк - крутой?
После мраморов Каррары
Как живется вам с трухой
Гипсовой? (Из глыбы высечен
Бог - и начисто разбит!)
Как живется вам с сто-тысячной -
Вам, познавшему Лилит!
Рыночною новизною
Сыты ли? К волшбам остыв,
Как живется вам с земною
Женщиною, без шестых
Чувств?..
Ну, за голову: счастливы?
Нет? В провале без глубин -
Как живется, милый? Тяжче ли,
Так же ли, как мне с другим?
Марина Цветаева
"Попытка ревности"
1924
среда, сентября 22, 2010
* * *
Смерть – это мама.
Алексей Сальников
Что-то болит и тянет в районе кредитной карты.
Боль отдаёт под рёбра, взгляд застилает.
"Так не бывает, – думаешь – так не бывает,
ещё два дня до зарплаты".
Думаешь: жизнь – это мама-пенсионерка,
ждёт со службы сына своего клерка,
жарит котлеты.
Котлеты стынут. Жизнь повторяет: "Ну где ты, где ты,
макароны слипаются, зачем я варила ужин?"
Ты только ей и нужен.
Жизнь – это типа Бородинская панорама,
где смешались все, кто прокляты и забыты.
Вот человек разглядывает своё копыто,
и вот как бы мама
наконец рожает тебя обратно.
Перед глазами проплывают радужные такие пятна.
Воздуха не хватает.
"Так не бывает", –
кто-то тобой произносит и умирает.
Жизнь теперь – элементарно скорая помощь,
летит сквозь пробки, разбрызгивая сирену.
"Лечить так лечить", – считают врачи, так проще,
пробегают сквозь стены,
как Рон Уизли и Гермиона Грейнджер.
Врач говорит сестре: "Я, блядь, тебе не техасский рейнджер.
Остановилась на хуй его кредитная карта.
А сегодня, – продолжает, – Восьмое марта.
Давай не будем портить праздник его банку и кредиторам".
Врач разрешает шофёру заняться пока мотором,
достаёт стимулятор кредитки, растворы, жгут,
думает: "Медсестра сегодня пиздатая",
работает, как в кино, потом говорит: "Девятое.
Время смерти ноль ноль ноль две. Зер гут".
Василий Чепелев
2010
Смерть – это мама.
Алексей Сальников
Что-то болит и тянет в районе кредитной карты.
Боль отдаёт под рёбра, взгляд застилает.
"Так не бывает, – думаешь – так не бывает,
ещё два дня до зарплаты".
Думаешь: жизнь – это мама-пенсионерка,
ждёт со службы сына своего клерка,
жарит котлеты.
Котлеты стынут. Жизнь повторяет: "Ну где ты, где ты,
макароны слипаются, зачем я варила ужин?"
Ты только ей и нужен.
Жизнь – это типа Бородинская панорама,
где смешались все, кто прокляты и забыты.
Вот человек разглядывает своё копыто,
и вот как бы мама
наконец рожает тебя обратно.
Перед глазами проплывают радужные такие пятна.
Воздуха не хватает.
"Так не бывает", –
кто-то тобой произносит и умирает.
Жизнь теперь – элементарно скорая помощь,
летит сквозь пробки, разбрызгивая сирену.
"Лечить так лечить", – считают врачи, так проще,
пробегают сквозь стены,
как Рон Уизли и Гермиона Грейнджер.
Врач говорит сестре: "Я, блядь, тебе не техасский рейнджер.
Остановилась на хуй его кредитная карта.
А сегодня, – продолжает, – Восьмое марта.
Давай не будем портить праздник его банку и кредиторам".
Врач разрешает шофёру заняться пока мотором,
достаёт стимулятор кредитки, растворы, жгут,
думает: "Медсестра сегодня пиздатая",
работает, как в кино, потом говорит: "Девятое.
Время смерти ноль ноль ноль две. Зер гут".
Василий Чепелев
2010
пятница, сентября 03, 2010
Прощальний дар осіннього тепла
тремтливу нам мелодію залишить,
І ноти в звивках листя хтось напише
Для дощика - сумного скрипаля...
І ноти в звивках листя хтось напише
Для дощика - сумного скрипаля...
среда, августа 11, 2010
Кем растает снежок и с каких щёк
утечёт бахрома ледяных чёлок,
и жива ли прощённая ещё,
той зимой воплощённая ещё?
Только ножницы полые щёлк, щёлк
отрезают тяжёлый густой шёлк,
и зимует вода на железе вновь,
и идёт с языка, замерзая, кровь.
Лена Сунцова
2010
и жива ли прощённая ещё,
той зимой воплощённая ещё?
Только ножницы полые щёлк, щёлк
отрезают тяжёлый густой шёлк,
и зимует вода на железе вновь,
и идёт с языка, замерзая, кровь.
Лена Сунцова
2010
воскресенье, августа 08, 2010
мученик лета
с ветки на ветку переходя
окунается в дурноту
веки скрежещут, сердце ворочается во рту
Господи
думает он, понимая сколько над ним земли
щебня и кирпича, поржавевших труб
Господи
ловит ли здесь твоя сеть?
вот, расточаюсь на горячем твоём ветру
вот, никак не выговорю "внемли"
вот приходит поезд — и надо сесть
закрывает глаза — темно, откроет — темно в окне
тьма бежит, набегает, разбегается всё быстрее
и редеет, пропуская то, что за ней
за ней
свет зелёный и золотой, он совсем не греет
пахнет словно бы табаком душистым и теми ещё, другими
как их, белые, называются как-то просто
и является среди света
Эля Савельева
в девяностом
укушенная осой
кто же знал, что у девочки аллергия?
Эля Савельева
лепокрылая, словно павлиний глаз
пурпур, лазурь и червлень её цвета
стоит в раю посреди вагона метро
неколебимым сиянием повита
дует на пальцы, будто бы обожглась
тянет руку, прикасается за третьим ребром
и становится радостью его усталая кровь
напротив женщина спит, сосед втыкает в свою читалку
Эля, я умер?
улыбается:
— Размечтался.
он замечает, что нос у Эли облуплен
что пальцы от вишнёвого сока фиолетовые
говорит, наверное, это глупо
но у нас тут такое творится нынешним летом
ты ведь знаешь —
может, это и есть конец света?
Эля слушает
качает солнечной головой
— Ты всё ждёшь трубы и команды строем на выход
свет кончается по-другому
каждый живой
понемногу его теряет
вы не видите, вы привыкли
например,
на лотке попадаются сливы и
вспоминаешь варенье у бабушки
сад, который продали, как её не стало
или смотришь на фотографию
какие там все дураки счастливые
не разлей вода
а теперь друг друга видите только на аватарах
или вдруг понимаешь: если бы я тогда —
поезд качается
он видит серые провода
кафель, платформу
думает: кажется, надышался
вытирает слёзы и вспоминает:
цветы называются "резеда"
поднимается
на маршрутку толпа
машину ловить верней
он делает шаг с тротуара
кажется, мир кончается на той стороне
кажется, той стороны и нету на самом деле
прямо здесь и сейчас кончается свет
всё, как ты говорила, Эля
и тогда он достаёт телефон
он звонит сестре
с которой последний раз виделся в январе
у мамы на дне рожденья
и говорит ей: Ленка, привет, как ты, жива?
помаленьку, отвечает Ленка, сам-то живой?
да ничего, прорвёмся, глаза дерёт — а так ничего
слушай, говорит он, помнишь, на той квартире
была соседка, с четвёртого, тётя Валя?
у неё ещё пёс был, лупоглазый такой, противный
лаял на всех
целый день вспоминаю —
как его звали?
Екатерина Ракитина
2010
окунается в дурноту
веки скрежещут, сердце ворочается во рту
Господи
думает он, понимая сколько над ним земли
щебня и кирпича, поржавевших труб
Господи
ловит ли здесь твоя сеть?
вот, расточаюсь на горячем твоём ветру
вот, никак не выговорю "внемли"
вот приходит поезд — и надо сесть
закрывает глаза — темно, откроет — темно в окне
тьма бежит, набегает, разбегается всё быстрее
и редеет, пропуская то, что за ней
за ней
свет зелёный и золотой, он совсем не греет
пахнет словно бы табаком душистым и теми ещё, другими
как их, белые, называются как-то просто
и является среди света
Эля Савельева
в девяностом
укушенная осой
кто же знал, что у девочки аллергия?
Эля Савельева
лепокрылая, словно павлиний глаз
пурпур, лазурь и червлень её цвета
стоит в раю посреди вагона метро
неколебимым сиянием повита
дует на пальцы, будто бы обожглась
тянет руку, прикасается за третьим ребром
и становится радостью его усталая кровь
напротив женщина спит, сосед втыкает в свою читалку
Эля, я умер?
улыбается:
— Размечтался.
он замечает, что нос у Эли облуплен
что пальцы от вишнёвого сока фиолетовые
говорит, наверное, это глупо
но у нас тут такое творится нынешним летом
ты ведь знаешь —
может, это и есть конец света?
Эля слушает
качает солнечной головой
— Ты всё ждёшь трубы и команды строем на выход
свет кончается по-другому
каждый живой
понемногу его теряет
вы не видите, вы привыкли
например,
на лотке попадаются сливы и
вспоминаешь варенье у бабушки
сад, который продали, как её не стало
или смотришь на фотографию
какие там все дураки счастливые
не разлей вода
а теперь друг друга видите только на аватарах
или вдруг понимаешь: если бы я тогда —
поезд качается
он видит серые провода
кафель, платформу
думает: кажется, надышался
вытирает слёзы и вспоминает:
цветы называются "резеда"
поднимается
на маршрутку толпа
машину ловить верней
он делает шаг с тротуара
кажется, мир кончается на той стороне
кажется, той стороны и нету на самом деле
прямо здесь и сейчас кончается свет
всё, как ты говорила, Эля
и тогда он достаёт телефон
он звонит сестре
с которой последний раз виделся в январе
у мамы на дне рожденья
и говорит ей: Ленка, привет, как ты, жива?
помаленьку, отвечает Ленка, сам-то живой?
да ничего, прорвёмся, глаза дерёт — а так ничего
слушай, говорит он, помнишь, на той квартире
была соседка, с четвёртого, тётя Валя?
у неё ещё пёс был, лупоглазый такой, противный
лаял на всех
целый день вспоминаю —
как его звали?
Екатерина Ракитина
2010
вторник, июля 13, 2010
Купите лук, зеленый лук,
Петрушку и морковку!
Купите нашу девочку,
Шалунью и плутовку!
Не нужен нам зеленый лук,
Петрушка и морковка,
Нужна нам только девочка,
Шалунья и плутовка.
Купите нашу девочку,
Шалунью и плутовку!
Не нужен нам зеленый лук,
Петрушка и морковка,
Нужна нам только девочка,
Шалунья и плутовка.
вторник, июля 06, 2010
У черного моря, в одной разоренной стране,
1.
где пахнет платан шелушащийся пылью нездешней,
где схимник ночной, пришепетывая во сне,
нашаривает грешное блюдце с хвостатой черешней,
у черного моря булыжник, друг крови в висках,
обкатан волнами, и галька щекочет подошвы –
я пью и печалюсь, и думаю: Господи, как
легко поскользнуться на собственном прошлом.
Пусть с моря доносится выспренний шелест ветрил.
Не алых, холщовых. Не выйдет бежать, да и поздно.
Давно я уже задыхался, давно говорил,
Дыша ацетоном под дырчатой пленкою звездной,
Что мощью отлива безумная муза сыта,
Что плакальщицами испокон работают черные ивы,
Когда молодая надежда тебе отворяет уста:
Скажи мне, Медея, ведь это неправда? Они еще живы?
2.
Старинным царством звуков «дж» и «мц»
бредет турист с блаженством на лице.
то самогоном тешится крестьянским
из виноградной шкурки, то вино
из горла пьет, хотя ему оно
не в кайф - по итальянским ли, испанским
понятиям, букет чрезмерно прост.
Зато лаваш! Зато прощанье звезд
с Творцом по православному обряду,
когда наш новый Тютчев в дольний мир
спускается, покинув шумный пир,
чтоб помолиться городу и саду.
Гостиница. Ipod или Ipad?
Гимн не допет, не допит горний свет,
стареет на тарелке сыр, обветрясь,
и ласково седому дураку
диктует муза легкую строку
на статую играющего в тетрис.
А резкое наречие свистит
и завивается, под ветром шелестит
древесной стружкою. Вначале было слово,
потом – слова, потом – соцветья строф.
И город вздрагивает, будто слышит рев
бомбардировщика, разбойника ночного.
3.
Жизнь в Колхиде была б легка, когда бы не испаренья
малярийных зыбей, не разруха, не воровство
сильных мира сего. Жизнь в Колхиде – праздник слуха и зренья,
как, впрочем, и осязанья. Полагаю, что ничего
страшного. Буду и я помирать, не подавая виду
по причине гордости, буду и я обнимать
деву не первой молодости. Позолоченное руно в Колхиду
везут из соседней Турции. То-то славно дышать,
осознавать, смеясь, что дубленой овечьей кожей
не прикрыть обнаженных чресел, перезрелым инжиром не
утолить голода. Я признаюсь тебе: похоже,
что мы все-таки, к несчастью, смертны. А как же звезды? Оне,
объясню, как неудавшийся химик, не более чем костры из
водорода и гелия, годного лишь в качестве начинки для
глянцевых шариков с Микки-Маусом. Зрелость, лживость,
лень и детский восторг – чему только не учила наша земля,
как дорожили мы смолоду нетленным именем-отчеством,
но перед урочным уходом в нептунову тьму -
все ясней и печальнее на неухоженном, на болотистом
побережье, унаследованном у тех мореплавателей, кому
не удалось, у кого, как ни огорчительно, не выгорело.
Безрукий нищий на пляже обходит курортников. Визг
русской попсы из нехитрого бара. Князю – игорево,
а что же нам? Неужели неправедный суд, вдовий иск?
Бахыт Кенжеев
"Колхида"
2010
[Звиаду, Инне, Шоте]
где пахнет платан шелушащийся пылью нездешней,
где схимник ночной, пришепетывая во сне,
нашаривает грешное блюдце с хвостатой черешней,
у черного моря булыжник, друг крови в висках,
обкатан волнами, и галька щекочет подошвы –
я пью и печалюсь, и думаю: Господи, как
легко поскользнуться на собственном прошлом.
Пусть с моря доносится выспренний шелест ветрил.
Не алых, холщовых. Не выйдет бежать, да и поздно.
Давно я уже задыхался, давно говорил,
Дыша ацетоном под дырчатой пленкою звездной,
Что мощью отлива безумная муза сыта,
Что плакальщицами испокон работают черные ивы,
Когда молодая надежда тебе отворяет уста:
Скажи мне, Медея, ведь это неправда? Они еще живы?
2.
Старинным царством звуков «дж» и «мц»
бредет турист с блаженством на лице.
то самогоном тешится крестьянским
из виноградной шкурки, то вино
из горла пьет, хотя ему оно
не в кайф - по итальянским ли, испанским
понятиям, букет чрезмерно прост.
Зато лаваш! Зато прощанье звезд
с Творцом по православному обряду,
когда наш новый Тютчев в дольний мир
спускается, покинув шумный пир,
чтоб помолиться городу и саду.
Гостиница. Ipod или Ipad?
Гимн не допет, не допит горний свет,
стареет на тарелке сыр, обветрясь,
и ласково седому дураку
диктует муза легкую строку
на статую играющего в тетрис.
А резкое наречие свистит
и завивается, под ветром шелестит
древесной стружкою. Вначале было слово,
потом – слова, потом – соцветья строф.
И город вздрагивает, будто слышит рев
бомбардировщика, разбойника ночного.
3.
Жизнь в Колхиде была б легка, когда бы не испаренья
малярийных зыбей, не разруха, не воровство
сильных мира сего. Жизнь в Колхиде – праздник слуха и зренья,
как, впрочем, и осязанья. Полагаю, что ничего
страшного. Буду и я помирать, не подавая виду
по причине гордости, буду и я обнимать
деву не первой молодости. Позолоченное руно в Колхиду
везут из соседней Турции. То-то славно дышать,
осознавать, смеясь, что дубленой овечьей кожей
не прикрыть обнаженных чресел, перезрелым инжиром не
утолить голода. Я признаюсь тебе: похоже,
что мы все-таки, к несчастью, смертны. А как же звезды? Оне,
объясню, как неудавшийся химик, не более чем костры из
водорода и гелия, годного лишь в качестве начинки для
глянцевых шариков с Микки-Маусом. Зрелость, лживость,
лень и детский восторг – чему только не учила наша земля,
как дорожили мы смолоду нетленным именем-отчеством,
но перед урочным уходом в нептунову тьму -
все ясней и печальнее на неухоженном, на болотистом
побережье, унаследованном у тех мореплавателей, кому
не удалось, у кого, как ни огорчительно, не выгорело.
Безрукий нищий на пляже обходит курортников. Визг
русской попсы из нехитрого бара. Князю – игорево,
а что же нам? Неужели неправедный суд, вдовий иск?
Бахыт Кенжеев
"Колхида"
2010
[Звиаду, Инне, Шоте]
среда, июня 02, 2010
В центре блюда - выдолбленный ананас с окошечками и свечечкою внутри.
Янтарные ломтики разложены по краю, по кругу.
Скатерка бела, накрахмалена. Что ни говори,
а жизнь продолжается. Двое сидят лицом друг к другу.
Коньяк подают в заварочном чайничке, пьют из чашек - военный сухой закон.
Кабак безуспешно прикидывается подобьем боярской палаты.
Свеча изнутри ананаса светит, как у икон.
Но наши лица - не очень-то лики, не очень-то святы.
В относительно свежей газете - устаревшие вести с фронтов.
Из под козырьков глядят мертвые офицеры.
Дежурные оптимисты играют шутов.
Нужно иметь чувство меры даже в деле надежды и веры.
Ян прихлебывает коньяк и думает: а ведь мой собеседник, он
хорошо бы смотрелся при погонах, в офицерской шинели,
да и я не хуже, но мы сидим без мундиров и без погон,
и умрем, похоже в изгнании, в старости и в своей постели.
Государь отправился в Ставку. Там-то, видать, господа
депутаты к стенке припрут его и выдавят отреченье.
Россия умрет республикой, как положено, без стыда
и страха. Ян крошит между пальцев печенье.
Время ускорило бег. Вот, прошла неделя после убогого Рождества,
Вот и Новый, семнадцатый. Еще пять ден - и Крещенье.
Будут солдатики в прорубь нырять за крестом - из озорства.
Каждый найдет свой крест - в его последнем значеньи.
Ян представляет себя черноглазым мышонком, пробравшимся в ананас,
встает на задние лапки, бегает вокруг свечки.
Бога нет, потому и прощает. А история не помилует нас.
Целит прямо в сердце России. И ружье не дает осечки.
Борис Херсонский
"Иван Бунин, Новолетие 1917го. "
Скатерка бела, накрахмалена. Что ни говори,
а жизнь продолжается. Двое сидят лицом друг к другу.
Коньяк подают в заварочном чайничке, пьют из чашек - военный сухой закон.
Кабак безуспешно прикидывается подобьем боярской палаты.
Свеча изнутри ананаса светит, как у икон.
Но наши лица - не очень-то лики, не очень-то святы.
В относительно свежей газете - устаревшие вести с фронтов.
Из под козырьков глядят мертвые офицеры.
Дежурные оптимисты играют шутов.
Нужно иметь чувство меры даже в деле надежды и веры.
Ян прихлебывает коньяк и думает: а ведь мой собеседник, он
хорошо бы смотрелся при погонах, в офицерской шинели,
да и я не хуже, но мы сидим без мундиров и без погон,
и умрем, похоже в изгнании, в старости и в своей постели.
Государь отправился в Ставку. Там-то, видать, господа
депутаты к стенке припрут его и выдавят отреченье.
Россия умрет республикой, как положено, без стыда
и страха. Ян крошит между пальцев печенье.
Время ускорило бег. Вот, прошла неделя после убогого Рождества,
Вот и Новый, семнадцатый. Еще пять ден - и Крещенье.
Будут солдатики в прорубь нырять за крестом - из озорства.
Каждый найдет свой крест - в его последнем значеньи.
Ян представляет себя черноглазым мышонком, пробравшимся в ананас,
встает на задние лапки, бегает вокруг свечки.
Бога нет, потому и прощает. А история не помилует нас.
Целит прямо в сердце России. И ружье не дает осечки.
Борис Херсонский
"Иван Бунин, Новолетие 1917го. "
вторник, июня 01, 2010
Заведи мне ладони за плечи,
обойми,
только губы дыхнут об мои,
только море за спинами плещет.
Наши спины, как лунные раковины,
что замкнулись за нами сейчас.
Мы заслушаемся, прислонясь.
Мы - как формула жизни двоякая.
На ветру мировых клоунад
заслоняем своими плечами
возникающее меж нами -
как ладонями пламя хранят.
Если правда, душа в каждой клеточке,
свои форточки отвори.
В моих порах стрижами заплещутся
души пойманные твои!
Все становится тайное явным.
Неужели под свистопад,
разомкнувши объятья, завянем -
как раковины не гудят?
А пока нажимай, заваруха,
на скорлупы упругие спин!
Это нас погружает друг в друга.
Спим.
Андрей Вознесенский
"Замерли"
1965
только губы дыхнут об мои,
только море за спинами плещет.
Наши спины, как лунные раковины,
что замкнулись за нами сейчас.
Мы заслушаемся, прислонясь.
Мы - как формула жизни двоякая.
На ветру мировых клоунад
заслоняем своими плечами
возникающее меж нами -
как ладонями пламя хранят.
Если правда, душа в каждой клеточке,
свои форточки отвори.
В моих порах стрижами заплещутся
души пойманные твои!
Все становится тайное явным.
Неужели под свистопад,
разомкнувши объятья, завянем -
как раковины не гудят?
А пока нажимай, заваруха,
на скорлупы упругие спин!
Это нас погружает друг в друга.
Спим.
Андрей Вознесенский
"Замерли"
1965
суббота, мая 29, 2010
Срезают лазером сосули,
В лицо впиваются снежины.
До остановы добегу ли,
В снегу не утопив ботины?
А дома ждёт меня тарела,
Тарела гречи с белой булой;
В ногах – резиновая грела,
И тапы мягкие под стулом.
В железной бане – две селёды,
Торчат оттуда ложа с вилой.
Есть рюма и бутыла с водой,
Она обед мой завершила.
Я в кружу положу завары,
Раскрою «Кобзаря» Шевчены –
Поэта уровня Петрары
И Валентины Матвиены.
Павел А. Шапчиц
2010
До остановы добегу ли,
В снегу не утопив ботины?
А дома ждёт меня тарела,
Тарела гречи с белой булой;
В ногах – резиновая грела,
И тапы мягкие под стулом.
В железной бане – две селёды,
Торчат оттуда ложа с вилой.
Есть рюма и бутыла с водой,
Она обед мой завершила.
Я в кружу положу завары,
Раскрою «Кобзаря» Шевчены –
Поэта уровня Петрары
И Валентины Матвиены.
Павел А. Шапчиц
2010
вторник, мая 25, 2010
если в ножички, то никогда не воткнётся в землю, как надо - ребром,
и они отрезают от твоего солнца - травяного, зелёного не остаётся, и идёшь двором, как еврейский моцарт, шевеля золотым пером.
если шмара, то - та, из третьей квартиры, в красной футболке с че, в мае первой купалась в ручье, на стекле рисовала пальцем картины, из петровской стреляла горохом мортиры и ходила с крысой ручной на плече.
в некий день недели, собравшись с духом, подойдёшь, как течёт вода, как по западным городам мужики глядят в смотровую прорезь, "как зовут?" - прохрипишь, и в ответ: "долорес. долорес о'риордан".
я приду к тебе вечером, дочь эмигранта - будет лёгкая болтовня. я ни с кем ещё, так что не ради разврата. я один, так что будь мне заместо брата - до утра приюти меня.
Геннадий Каневский
"долорес (из сериала)"
[нате сучковой]
2010
если шмара, то - та, из третьей квартиры, в красной футболке с че, в мае первой купалась в ручье, на стекле рисовала пальцем картины, из петровской стреляла горохом мортиры и ходила с крысой ручной на плече.
в некий день недели, собравшись с духом, подойдёшь, как течёт вода, как по западным городам мужики глядят в смотровую прорезь, "как зовут?" - прохрипишь, и в ответ: "долорес. долорес о'риордан".
я приду к тебе вечером, дочь эмигранта - будет лёгкая болтовня. я ни с кем ещё, так что не ради разврата. я один, так что будь мне заместо брата - до утра приюти меня.
Геннадий Каневский
"долорес (из сериала)"
[нате сучковой]
2010
пятница, мая 07, 2010
У мамы была брошь/
1
странная вещь/ похожая на небольшой витраж. Мне было шесть, мы с мамой пошли на пляж. Лето сияло хорошее; всё засвечено и заброшено; цвели иван-чаем обочины; сверкали разбитые стёкла полуразрушенных бань; пахла крапива, полынь, блеяли козы, каждую ночь тихо ворчали грозы, освежая немеркнущий воздух синий, сухие яблони покосились, развалился шиповник в тяжёлых прозрачных розах.
Мы купались, читали и были счастливы целых полдня, пока не погасло на той стороне небес, пока не замер чёрно-зелёный лес; птицы затихли, и стало жарче, и стало видно, что в небе есть этажи, что ветер над озером башни строит на большой высоте, и мама сказала: домой побежим.
Мама надела платье и поняла: броши нет. Глянула в небо и говорит: пойдём/ назад/ и будем смотреть след в след/ и ты, конечно, её найдёшь; мы точно её найдём.
Медленно шли по песку и смотрели вниз, полем шли и смотрели вниз, покосами шли и смотрели вниз, мимо кукушек и скошенных васильков, заброшенных бань, белых коз, мы свернули в лес, шли и в безветрии грозном спокойно смотрели вниз, а сверху на нас.
Кончился лес, началась бетонка; шли по горячим плитам, пристально глядя вниз; дунул ветер и стало холодно; небо над нами нависло. Я почувствовал – как? – и нагнулся вдруг; и в щели, меж плит, где трава, я увидел брошь, голубой и прозрачный круг. Я же знала, глаз у тебя алмаз! хорошо, что близко дом! я же знала, что ты найдёшь/ говорила, что мы найдём/ – тут прорвался гром, потемнело враз, мы бежали остаток пути. Мне и в голову не пришло, что мы могли бы её не найти
среди кузнечиков, трав, безветрия и песка, лучей и ручьёв, среди всего, что составляет мир, всего, что оставляет нас
2
вот и шёл я, в уме рассматривая эту брошь
вспоминая, мысленно держа её перед собой
глядя на всё как бы сквозь её круг голубой
она была центром, собирающим все лучи,
но при этом была прозрачна и не видна
я шёл без варежек, а зима
поджигала пальцы, я мысленно брошь положил в карман
а в кармане прореха, и в эту брешь между строк
провалилась брошь и упала в снег
в сыпучий снег со следами ног
я почувствовал сразу, что броши нет
потому что на меня навалилась тоска
но я точно помню, как выглядит эта вещь
и я сразу же начал её искать
я же чувствую – она здесь, я думал о ней как раз
надо только настроить как можно пристальней взгляд
и назад, и назад след в след
и найдёшь даже то, чего больше нет
у «Окея» рос ледяной сугроб
высотой до пятого этажа,
и сугроб у каждого гаража,
и на каждом углу ледяной сугроб
а в небе подобие витража
остроконечна была зима
белою свечкой палила нас
а потом весна под окно пришла
а я всё искал, не смыкая глаз
отзовись же, ты точно здесь
я надел резиновые сапоги
и по лужам солнечным, где круги,
я бурлил, как будто мне шесть
и я руки в лужу опустил, как в борщ,
проливал, цедил, проницал насквозь,
лужу приподнял, под неё заглянул
но не встретил броши, и ветер меня задул
и меня охватила дрожь
неужели ты её не найдёшь
ведь нашёл же тогда, в тот раз
среди дворов и высохших пустырей
дыма, пыли и солнечных пузырей
среди всего, что составляет мир
всего, что оставляет нас
Ксения Букша
"Брошь"
2010
странная вещь/ похожая на небольшой витраж. Мне было шесть, мы с мамой пошли на пляж. Лето сияло хорошее; всё засвечено и заброшено; цвели иван-чаем обочины; сверкали разбитые стёкла полуразрушенных бань; пахла крапива, полынь, блеяли козы, каждую ночь тихо ворчали грозы, освежая немеркнущий воздух синий, сухие яблони покосились, развалился шиповник в тяжёлых прозрачных розах.
Мы купались, читали и были счастливы целых полдня, пока не погасло на той стороне небес, пока не замер чёрно-зелёный лес; птицы затихли, и стало жарче, и стало видно, что в небе есть этажи, что ветер над озером башни строит на большой высоте, и мама сказала: домой побежим.
Мама надела платье и поняла: броши нет. Глянула в небо и говорит: пойдём/ назад/ и будем смотреть след в след/ и ты, конечно, её найдёшь; мы точно её найдём.
Медленно шли по песку и смотрели вниз, полем шли и смотрели вниз, покосами шли и смотрели вниз, мимо кукушек и скошенных васильков, заброшенных бань, белых коз, мы свернули в лес, шли и в безветрии грозном спокойно смотрели вниз, а сверху на нас.
Кончился лес, началась бетонка; шли по горячим плитам, пристально глядя вниз; дунул ветер и стало холодно; небо над нами нависло. Я почувствовал – как? – и нагнулся вдруг; и в щели, меж плит, где трава, я увидел брошь, голубой и прозрачный круг. Я же знала, глаз у тебя алмаз! хорошо, что близко дом! я же знала, что ты найдёшь/ говорила, что мы найдём/ – тут прорвался гром, потемнело враз, мы бежали остаток пути. Мне и в голову не пришло, что мы могли бы её не найти
среди кузнечиков, трав, безветрия и песка, лучей и ручьёв, среди всего, что составляет мир, всего, что оставляет нас
2
вот и шёл я, в уме рассматривая эту брошь
вспоминая, мысленно держа её перед собой
глядя на всё как бы сквозь её круг голубой
она была центром, собирающим все лучи,
но при этом была прозрачна и не видна
я шёл без варежек, а зима
поджигала пальцы, я мысленно брошь положил в карман
а в кармане прореха, и в эту брешь между строк
провалилась брошь и упала в снег
в сыпучий снег со следами ног
я почувствовал сразу, что броши нет
потому что на меня навалилась тоска
но я точно помню, как выглядит эта вещь
и я сразу же начал её искать
я же чувствую – она здесь, я думал о ней как раз
надо только настроить как можно пристальней взгляд
и назад, и назад след в след
и найдёшь даже то, чего больше нет
у «Окея» рос ледяной сугроб
высотой до пятого этажа,
и сугроб у каждого гаража,
и на каждом углу ледяной сугроб
а в небе подобие витража
остроконечна была зима
белою свечкой палила нас
а потом весна под окно пришла
а я всё искал, не смыкая глаз
отзовись же, ты точно здесь
я надел резиновые сапоги
и по лужам солнечным, где круги,
я бурлил, как будто мне шесть
и я руки в лужу опустил, как в борщ,
проливал, цедил, проницал насквозь,
лужу приподнял, под неё заглянул
но не встретил броши, и ветер меня задул
и меня охватила дрожь
неужели ты её не найдёшь
ведь нашёл же тогда, в тот раз
среди дворов и высохших пустырей
дыма, пыли и солнечных пузырей
среди всего, что составляет мир
всего, что оставляет нас
Ксения Букша
"Брошь"
2010
четверг, мая 06, 2010
Пятерни каштанов
и ещё не распустившиеся свечи
заново покрашенные скамейки
тёмная прошлогодняя хвоя
осыпавшиеся с клёнов цветки
фунтики ландышей
шарики их верхних бутонов
фруктовое мороженое в руке кадета
его камуфляжная куртка
патина тополиной пыльцы по краям луж
футбольное поле, сменившее каток
земляничные листья
лапки туи
павлиний муранский перелив дарёного кузиной кольца
стебли тюльпанов
молодое кружево лип
босоножки идущей впереди девушки
грозди сирени, которые не сегодня-завтра станут разноцветными
стеклянный винт фонтана
экзотический пестролист, высаженный осторожно у домика сторожа
новые иголки лиственниц
глянцевые тополиные листья
резные рябиновые
клеёнчатый павильон тира
опушённые ветки карагачей
велосипед
каскады берёз
каркасы будущих пионовых кустов
дикий виноград
бутылка газировки в руке утомлённого клерка, бредущего с работы
майоликовые растения на доме Рейнеке
стойкие голландские хризантемы за стеклом цветочного магазина
сытая герань на окне
путаница шиповника
21-ая Волга, в моторе которой опять копается клуб по интересам, сезон открыт
сумрачный белый тополь
прозрачная крона вяза
глаза кота-бандита, сидящего на крыльце
валы черёмухи за забором
старая штукатурка цокольного этажа —
и, сорок один, моя собственная, густой зелёный кобальт, длинная юбка, в которой путь до дома вдруг да делается лёгким танцем.
Екатерина Ракитина aka quod_sciam
"forty shades of green"
2010
заново покрашенные скамейки
тёмная прошлогодняя хвоя
осыпавшиеся с клёнов цветки
фунтики ландышей
шарики их верхних бутонов
фруктовое мороженое в руке кадета
его камуфляжная куртка
патина тополиной пыльцы по краям луж
футбольное поле, сменившее каток
земляничные листья
лапки туи
павлиний муранский перелив дарёного кузиной кольца
стебли тюльпанов
молодое кружево лип
босоножки идущей впереди девушки
грозди сирени, которые не сегодня-завтра станут разноцветными
стеклянный винт фонтана
экзотический пестролист, высаженный осторожно у домика сторожа
новые иголки лиственниц
глянцевые тополиные листья
резные рябиновые
клеёнчатый павильон тира
опушённые ветки карагачей
велосипед
каскады берёз
каркасы будущих пионовых кустов
дикий виноград
бутылка газировки в руке утомлённого клерка, бредущего с работы
майоликовые растения на доме Рейнеке
стойкие голландские хризантемы за стеклом цветочного магазина
сытая герань на окне
путаница шиповника
21-ая Волга, в моторе которой опять копается клуб по интересам, сезон открыт
сумрачный белый тополь
прозрачная крона вяза
глаза кота-бандита, сидящего на крыльце
валы черёмухи за забором
старая штукатурка цокольного этажа —
и, сорок один, моя собственная, густой зелёный кобальт, длинная юбка, в которой путь до дома вдруг да делается лёгким танцем.
Екатерина Ракитина aka quod_sciam
"forty shades of green"
2010
суббота, мая 01, 2010
Ходили по кругу в одном строю. Бил барабан.
Горн издавал такие звуки – хоть стой, хоть падай.
На заводе досрочно сдан новый прокатный стан.
Замироточил Спаситель над зажженной лампадой.
Под куполом хлопают крыльями ангелы. Кончен бал.
Завод, как вкопанный, превратился в окаменелость.
В землю впиталась баланда, которую ты хлебал.
Надежда – мой компас земной. Удача – награда за смелость.
Бараки, палатки, общаги, примус и керогаз,
Фанерные полки, кровати с панцирной сеткой.
Переходящий, как знамя, стеганый ватный матрас.
На подоконнике банка с цветущей вишневой веткой.
Странная вещь – иллюзии. Сколько ни строй –
рушатся, придавив бесплотной тяжестью поколенье.
Поездка на дачу. Первомайский вечер сырой.
Сутулясь, сижу, в огонь подбрасывая поленья.
Борис Херсонский
2010
На заводе досрочно сдан новый прокатный стан.
Замироточил Спаситель над зажженной лампадой.
Под куполом хлопают крыльями ангелы. Кончен бал.
Завод, как вкопанный, превратился в окаменелость.
В землю впиталась баланда, которую ты хлебал.
Надежда – мой компас земной. Удача – награда за смелость.
Бараки, палатки, общаги, примус и керогаз,
Фанерные полки, кровати с панцирной сеткой.
Переходящий, как знамя, стеганый ватный матрас.
На подоконнике банка с цветущей вишневой веткой.
Странная вещь – иллюзии. Сколько ни строй –
рушатся, придавив бесплотной тяжестью поколенье.
Поездка на дачу. Первомайский вечер сырой.
Сутулясь, сижу, в огонь подбрасывая поленья.
Борис Херсонский
2010
воскресенье, апреля 25, 2010
В тот дивный год со мной водилась блядь.
Мне нравилась ее седая прядь –
Чуть наискось отхваченная челка.
Всё вкруг меня она вилась, как пчелка,
И замирала только на глоток:
Как распустится каменный цветок.
Но никогда она не обнажала
За голенищем скроенного жала!
Пушистым рыльцем слизывала мед,
Про злую участь зная наперед.
Порвалась леска, сорвались грузила –
Последний миг, как крюк, она вонзила
В мой бедный челн, сработанный Творцом,
Чтоб, как и он, я жизнь доплыл отцом.
И с той поры я не могу очнуться,
Открыть глаза, подняться, оглянуться
На жизнь свою и вспомнить: кто я есть.
И где она теперь? Бог весть.
Виталий Пуханов
2001
Чуть наискось отхваченная челка.
Всё вкруг меня она вилась, как пчелка,
И замирала только на глоток:
Как распустится каменный цветок.
Но никогда она не обнажала
За голенищем скроенного жала!
Пушистым рыльцем слизывала мед,
Про злую участь зная наперед.
Порвалась леска, сорвались грузила –
Последний миг, как крюк, она вонзила
В мой бедный челн, сработанный Творцом,
Чтоб, как и он, я жизнь доплыл отцом.
И с той поры я не могу очнуться,
Открыть глаза, подняться, оглянуться
На жизнь свою и вспомнить: кто я есть.
И где она теперь? Бог весть.
Виталий Пуханов
2001
четверг, апреля 22, 2010
Здесь пробки на дорогах. Если ты
еще способна оставлять следы,
дойди до Климентовского пешком,
там черным обрамленные снежком,
две тени обнимаются упрямо,
и скованы желанием одним,
и рваный парашютный купол храма
раздут над ними воздухом ночным.
Там нас никто не знает все равно,
и мы целуемся без страха,
и встав на лапы задние, в окно,
на нас глядит огромная собака.
У мусорки сидит, зажмурясь, кот,
над ним вороны машут кулаками,
и Пятницкая улица плывет
и прыгает под нашими ногами.
Нам никогда не будет тридцати,
мы неподвластны старости и смерти.
Двадцатый на исходе. Леди Ди
въезжает в свой тоннель на аль Файеде.
Дмитрий Мельников
2000e
дойди до Климентовского пешком,
там черным обрамленные снежком,
две тени обнимаются упрямо,
и скованы желанием одним,
и рваный парашютный купол храма
раздут над ними воздухом ночным.
Там нас никто не знает все равно,
и мы целуемся без страха,
и встав на лапы задние, в окно,
на нас глядит огромная собака.
У мусорки сидит, зажмурясь, кот,
над ним вороны машут кулаками,
и Пятницкая улица плывет
и прыгает под нашими ногами.
Нам никогда не будет тридцати,
мы неподвластны старости и смерти.
Двадцатый на исходе. Леди Ди
въезжает в свой тоннель на аль Файеде.
Дмитрий Мельников
2000e
понедельник, апреля 19, 2010
"чи-
чи-
бабин,
во-
о-
бще-то,
бух-
бух-
галтер.
сти-
сти-
хи для
не-
не-
го, бля -
хо-
хо-
хобби."
Геннадий Каневский
"заикаясь"
(искаженная цитата из Олега Горшкова)
2010
бабин,
во-
о-
бще-то,
бух-
бух-
галтер.
сти-
сти-
хи для
не-
не-
го, бля -
хо-
хо-
хобби."
Геннадий Каневский
"заикаясь"
(искаженная цитата из Олега Горшкова)
2010
воскресенье, апреля 18, 2010
суббота, апреля 17, 2010
- Вы будете смеяться, но Циля тоже, того, умерла.
- Как Фаня и Двойра? - Боюсь, еще окончательней, чем они.
Кровь из горла лилась, что твой портвейн - с горла.
Успел ей сказать - если ТАМ есть телефон, позвони,
расскажи как оно, встретилась ли со своими сестрицами,
кем они стали - на чердаке куницами, или на небе птицами?
Да, понимаю, что вы подумали: хорош, нашелся еврей,
повадился женихаться в нашу семью!
За два года сгубил старших трех дочерей,
даст Бог, управится с оставшимися семью.
Сидит за столом в кипе, в лапсердаке и с завитушками-
пейсами над приросшими красными мышиными ушками.
Говорит о том, что опять срочно необходима жена,
потому как мицва - продолжить род, ничего, что синяя борода.
Безутешные тесть и теща - постоянная величина,
а жена - переменная величина, это, конечно, да.
Говорит об искусстве, о нашем Шагале, или об ихнем Брейгеле,
да поглядывает на рыженькую в крапинках Фейгеле.
Борис Херсонский
"Одесский анекдот"
2010
Кровь из горла лилась, что твой портвейн - с горла.
Успел ей сказать - если ТАМ есть телефон, позвони,
расскажи как оно, встретилась ли со своими сестрицами,
кем они стали - на чердаке куницами, или на небе птицами?
Да, понимаю, что вы подумали: хорош, нашелся еврей,
повадился женихаться в нашу семью!
За два года сгубил старших трех дочерей,
даст Бог, управится с оставшимися семью.
Сидит за столом в кипе, в лапсердаке и с завитушками-
пейсами над приросшими красными мышиными ушками.
Говорит о том, что опять срочно необходима жена,
потому как мицва - продолжить род, ничего, что синяя борода.
Безутешные тесть и теща - постоянная величина,
а жена - переменная величина, это, конечно, да.
Говорит об искусстве, о нашем Шагале, или об ихнем Брейгеле,
да поглядывает на рыженькую в крапинках Фейгеле.
Борис Херсонский
"Одесский анекдот"
2010
пятница, апреля 16, 2010
пиво ходит в шубе
вино в зипуне
брага в шебуре
прощелыга вода
и нага и боса
она без пояса
кто напьётся воды
не боится беды
никакой кормолы
и ни дьяволшены
из сборника Кирши Данилова
1740s
брага в шебуре
прощелыга вода
и нага и боса
она без пояса
кто напьётся воды
не боится беды
никакой кормолы
и ни дьяволшены
из сборника Кирши Данилова
1740s
понедельник, апреля 12, 2010
Мы связаны, Агнешка, давно одной судьбою
В прощанье и в прощенье, и в смехе и в слезах:
Когда трубач над Краковом возносится с трубою -
Хватаюсь я за саблю с надеждою в глазах.
Потертые костюмы сидят на нас прилично,
И плачут наши сестры, как Ярославны, вслед,
Когда под крик гармоник уходим мы привычно
Сражаться за свободу в свои семнадцать лет.
Прошу у вас прощенья за раннее прощанье,
За долгое молчанье, за поздние слова...
Нам время подарило пустые обещанья,
От них у нас, Агнешка, кружится голова.
Над Краковом убитый трубач трубит бессменно,
Любовь его безмерна, сигнал тревоги чист.
Мы - школьники, Агнешка, и скоро перемена,
И чья-то радиола наигрывает твист.
Булат Окуджава
"Прощание с Польшей"
1966
Когда трубач над Краковом возносится с трубою -
Хватаюсь я за саблю с надеждою в глазах.
Потертые костюмы сидят на нас прилично,
И плачут наши сестры, как Ярославны, вслед,
Когда под крик гармоник уходим мы привычно
Сражаться за свободу в свои семнадцать лет.
Прошу у вас прощенья за раннее прощанье,
За долгое молчанье, за поздние слова...
Нам время подарило пустые обещанья,
От них у нас, Агнешка, кружится голова.
Над Краковом убитый трубач трубит бессменно,
Любовь его безмерна, сигнал тревоги чист.
Мы - школьники, Агнешка, и скоро перемена,
И чья-то радиола наигрывает твист.
Булат Окуджава
"Прощание с Польшей"
1966
воскресенье, апреля 11, 2010
Лирика-то лирика, нежная динамика,
И ангелология, и даль,
Только встань, пожалуйста, дальше от динамика:
Голову продует, хоть не жаль.
Сквознячка в полчерепа, сквознячка летейского
Можно не почувствовать вполне.
Что-то там все плещется на краю житейского,
На короткой плещется волне.
Что-то там из мурочек, что-то там из дурочек
Мозг тебе заводит вкругаля.
Гражданин прохожий мой, не гаси окурочек:
Может пригодиться для… для… для…
Игорь Булатовский
2004
[Эпиграф:
Liryka, liryka,
tkliwa dynamika...
Галчинский]
Только встань, пожалуйста, дальше от динамика:
Голову продует, хоть не жаль.
Сквознячка в полчерепа, сквознячка летейского
Можно не почувствовать вполне.
Что-то там все плещется на краю житейского,
На короткой плещется волне.
Что-то там из мурочек, что-то там из дурочек
Мозг тебе заводит вкругаля.
Гражданин прохожий мой, не гаси окурочек:
Может пригодиться для… для… для…
Игорь Булатовский
2004
[Эпиграф:
Liryka, liryka,
tkliwa dynamika...
Галчинский]
суббота, апреля 10, 2010
Ад расположен там, где сейчас твоя Эвридика
Ходит плохо одета. Спотыкается, тонет.
Чашка горячего чая, окулист, стоматолог
Нужнее ответа: «Где ты?»
Выведешь с того света
Узкой тени осколок.
Не смотри в лица, скажут со смехом:
«Смертному не спуститься. Нужно поездом ехать».
Поезд «Москва-Тында», выхвати взглядом
переезды, поселки.
Кончились, и не видно - ад находится рядом.
За желанием обернуться, за скрипом железным,
За следующим переездом.
Виталий Пуханов
2009
Чашка горячего чая, окулист, стоматолог
Нужнее ответа: «Где ты?»
Выведешь с того света
Узкой тени осколок.
Не смотри в лица, скажут со смехом:
«Смертному не спуститься. Нужно поездом ехать».
Поезд «Москва-Тында», выхвати взглядом
переезды, поселки.
Кончились, и не видно - ад находится рядом.
За желанием обернуться, за скрипом железным,
За следующим переездом.
Виталий Пуханов
2009
пятница, апреля 09, 2010
Кем бы снова побывать,
белым деревом родиться,
невесомую водицу
времени переплывать,
уцелевшей голубицей
в Петрограде зимовать,
украшающей кровать
медной шишечкой светиться.
Лена Сунцова
2010
невесомую водицу
времени переплывать,
уцелевшей голубицей
в Петрограде зимовать,
украшающей кровать
медной шишечкой светиться.
Лена Сунцова
2010
четверг, апреля 08, 2010
Вот и отправимся на заслуженный отдых
блаженней младенца в околоплодных водах.
Шарик воздушный на веревочке-пуповине
с полупрозрачным мешочком, пульсирующим в сердцевине.
С огромным лбом, упершимся в маленькие коленки; сомкнуты веки,
вот - человек не имеющий представления о другом человеке.
Зато нерожденный знает все об ангелах и о бесах,
о Творце и Творении, о черных и белых мессах,
о идолах с кровью вымазанными ртами,
о городах приморских с колоннадами и портами,
о кораблях у причала, о врагах у границы,
о садах, в которых щебечут райские птицы.
Все то, что было нам, нерожденным, понятно,
забрали на выходе. Но скоро вернут обратно.
Борис Херсонский
2010
Шарик воздушный на веревочке-пуповине
с полупрозрачным мешочком, пульсирующим в сердцевине.
С огромным лбом, упершимся в маленькие коленки; сомкнуты веки,
вот - человек не имеющий представления о другом человеке.
Зато нерожденный знает все об ангелах и о бесах,
о Творце и Творении, о черных и белых мессах,
о идолах с кровью вымазанными ртами,
о городах приморских с колоннадами и портами,
о кораблях у причала, о врагах у границы,
о садах, в которых щебечут райские птицы.
Все то, что было нам, нерожденным, понятно,
забрали на выходе. Но скоро вернут обратно.
Борис Херсонский
2010
среда, апреля 07, 2010
Помню, взяла коробку, ссыпала всё в пакет.
Она лежала, как лежала, ничего не сказала вслед.
И было лето, и Таганка скатывалась к Москве-реке колобком.
Комом в горле моем, сваренным голубком.
В нумизматике все маразматики, кто не шпана.
Дали мне половину моей зарплаты за ее ордена.
И я купила еды ей: палочку колбасы, мяса и молока.
Девяностый холст. Краснохолмский мост. Река.
Так и дожили до зарплаты, съели суп, закусили хлебом.
Только мне всё никак не рассчитаться с небом,
В которое я глядела тогда, свесившись над рекой,
В которое я кричала: душу мою упокой.
Зачем ты выбрало, небо, меня в семействе старшой?
Что ты делаешь, время, с бессмертной моей душой?!
Голодной моей старухой застишь мне белый свет,
Словно дилер, дающий в долг вставляющий свой совет.
Всё из реликвий распродано, осталась только – она,
Лежащая на диване, ненавидящая всё с приставкой «война»:
Кино про войну, песни военные, ветеранов своих стариков.
В старости память острее осколков, обступает со всех боков.
Вот ей и больно. Девятого не включает хронику никогда.
Иногда она ворчит: ордена-медали мои, ордена-меда…
Не приемлет ласку, задушевности спускает на тормоза.
Помнит каждую цацку, машет рукой, закрывает глаза.
Татьяна Ватутина
"Покаяние"
2010
И было лето, и Таганка скатывалась к Москве-реке колобком.
Комом в горле моем, сваренным голубком.
В нумизматике все маразматики, кто не шпана.
Дали мне половину моей зарплаты за ее ордена.
И я купила еды ей: палочку колбасы, мяса и молока.
Девяностый холст. Краснохолмский мост. Река.
Так и дожили до зарплаты, съели суп, закусили хлебом.
Только мне всё никак не рассчитаться с небом,
В которое я глядела тогда, свесившись над рекой,
В которое я кричала: душу мою упокой.
Зачем ты выбрало, небо, меня в семействе старшой?
Что ты делаешь, время, с бессмертной моей душой?!
Голодной моей старухой застишь мне белый свет,
Словно дилер, дающий в долг вставляющий свой совет.
Всё из реликвий распродано, осталась только – она,
Лежащая на диване, ненавидящая всё с приставкой «война»:
Кино про войну, песни военные, ветеранов своих стариков.
В старости память острее осколков, обступает со всех боков.
Вот ей и больно. Девятого не включает хронику никогда.
Иногда она ворчит: ордена-медали мои, ордена-меда…
Не приемлет ласку, задушевности спускает на тормоза.
Помнит каждую цацку, машет рукой, закрывает глаза.
Татьяна Ватутина
"Покаяние"
2010
воскресенье, апреля 04, 2010
Half a league, half a league,
Half a league onward,
All in the valley of Death
Rode the six hundred.
"Forward the Light Brigade!
Charge for the guns!" he said.
Into the valley of Death
Rode the six hundred.
Forward, the Light Brigade!"
Was there a man dismay'd?
Not tho' the soldier knew
Some one had blunder'd.
Theirs not to make reply,
Theirs not to reason why,
Theirs but to do and die.
Into the valley of Death
Rode the six hundred.
Cannon to right of them,
Cannon to left of them,
Cannon in front of them
Volley'd and thunder'd;
Storm'd at with shot and shell,
Boldly they rode and well,
Into the jaws of Death,
Into the mouth of hell
Rode the six hundred.
Flash'd all their sabres bare,
Flash'd as they turn'd in air
Sabring the gunners there,
Charging an army, while
All the world wonder'd.
Plunged in the battery-smoke
Right thro' the line they broke;
Cossack and Russian
Reel'd from the sabre-stroke
Shatter'd and sunder'd.
Then they rode back, but not,
Not the six hundred.
Cannon to right of them,
Cannon to left of them,
Cannon behind them
Volley'd and thunder'd;
Storm'd at with shot and shell,
While horse and hero fell,
They that had fought so well
Came thro' the jaws of Death,
Back from the mouth of hell,
All that was left of them,
Left of six hundred.
When can their glory fade?
O the wild charge they made!
All the world wonder'd.
Honor the charge they made!
Honor the Light Brigade,
Noble six hundred!
Alfred Tennyson
1854
All in the valley of Death
Rode the six hundred.
"Forward the Light Brigade!
Charge for the guns!" he said.
Into the valley of Death
Rode the six hundred.
Forward, the Light Brigade!"
Was there a man dismay'd?
Not tho' the soldier knew
Some one had blunder'd.
Theirs not to make reply,
Theirs not to reason why,
Theirs but to do and die.
Into the valley of Death
Rode the six hundred.
Cannon to right of them,
Cannon to left of them,
Cannon in front of them
Volley'd and thunder'd;
Storm'd at with shot and shell,
Boldly they rode and well,
Into the jaws of Death,
Into the mouth of hell
Rode the six hundred.
Flash'd all their sabres bare,
Flash'd as they turn'd in air
Sabring the gunners there,
Charging an army, while
All the world wonder'd.
Plunged in the battery-smoke
Right thro' the line they broke;
Cossack and Russian
Reel'd from the sabre-stroke
Shatter'd and sunder'd.
Then they rode back, but not,
Not the six hundred.
Cannon to right of them,
Cannon to left of them,
Cannon behind them
Volley'd and thunder'd;
Storm'd at with shot and shell,
While horse and hero fell,
They that had fought so well
Came thro' the jaws of Death,
Back from the mouth of hell,
All that was left of them,
Left of six hundred.
When can their glory fade?
O the wild charge they made!
All the world wonder'd.
Honor the charge they made!
Honor the Light Brigade,
Noble six hundred!
Alfred Tennyson
1854
суббота, апреля 03, 2010
Кажа дыму пара:
“Я табе ня пара!”
Дым спытаў: “Чаму ж?
Непатрэбны муж?”
“Ад цябе сьляза ўваччу –
я такога не хачу!”
Кажа пары дым:
“Хто б казаў аб тым!
Ад цябе, гарачай пары,
запацелі акуляры,
нават кавы не заварыш.
Пара дыму – не таварыш!
Чым такая пара, дым
застанецца халастым!”
Андрей Хаданович
"Дым i пара"
2010
Дым спытаў: “Чаму ж?
Непатрэбны муж?”
“Ад цябе сьляза ўваччу –
я такога не хачу!”
Кажа пары дым:
“Хто б казаў аб тым!
Ад цябе, гарачай пары,
запацелі акуляры,
нават кавы не заварыш.
Пара дыму – не таварыш!
Чым такая пара, дым
застанецца халастым!”
Андрей Хаданович
"Дым i пара"
2010
пятница, апреля 02, 2010
Now is the winter of our discontent
Made glorious summer by this sun of York;
And all the clouds that lour'd upon our house
In the deep bosom of the ocean buried.
Now are our brows bound with victorious wreaths;
Our bruised arms hung up for monuments;
Our stern alarums chang'd to merry meetings,
Our dreadful marches to delightful measures.
William Shakespeare
"Richard III"
Act I, Scene 1
And all the clouds that lour'd upon our house
In the deep bosom of the ocean buried.
Now are our brows bound with victorious wreaths;
Our bruised arms hung up for monuments;
Our stern alarums chang'd to merry meetings,
Our dreadful marches to delightful measures.
William Shakespeare
"Richard III"
Act I, Scene 1
четверг, апреля 01, 2010
- Чего мы ждем, собравшись здесь на площади?
- Сегодня в город прибывают варвары.
- Почто бездействует Сенат? Почто сенаторы
сидят, не заняты законодательством?
- Сегодня в город прибывают варвары.
К чему теперь Сенат с его законами?
Вот варвары придут и издадут законы.
- Зачем так рано Император поднялся?
Зачем уселся он у городских ворот на троне
при всех регалиях и в золотой короне?
- Сегодня в город прибывают варвары,
и Император ждет их предводителя,
чтоб свиток поднести ему пергаментный,
в котором загодя начертаны
торжественные звания и титулы.
- Почто с ним оба консула и преторы
с утра в расшитых серебром багряных тогах?
Зачем на них браслеты с аметистами,
сверкающие перстни с изумрудами?
Зачем в руках их жезлы, что украшены
серебряной и золотой чеканкой?
- Затем, что варвары сегодня ожидаются,
а драгоценности пленяют варваров.
- Почто нигде не видно наших риторов,
обычного не слышно красноречия?
- Затем, что варвары должны прибыть сегодня,
а красноречье утомляет варваров.
- Чем объяснить внезапное смятение
и лиц растерянность? И то, что улицы
и площади внезапно обезлюдели,
что населенье по домам попряталось?
- Тем, что смеркается уже, а варвары
не прибыли, и что с границы вестники
сообщают: больше нет на свете варваров.
- Но как нам быть, как жить теперь без варваров?
Они казались нам подобьем выхода.
Константинос Кавафис
"В ожидании варваров"
Перевод Геннадия Шмакова под редакцией Иосифа Бродского.
Литературное приложение к "Русской мысли" от 11 ноября 1988 г.
- Почто бездействует Сенат? Почто сенаторы
сидят, не заняты законодательством?
- Сегодня в город прибывают варвары.
К чему теперь Сенат с его законами?
Вот варвары придут и издадут законы.
- Зачем так рано Император поднялся?
Зачем уселся он у городских ворот на троне
при всех регалиях и в золотой короне?
- Сегодня в город прибывают варвары,
и Император ждет их предводителя,
чтоб свиток поднести ему пергаментный,
в котором загодя начертаны
торжественные звания и титулы.
- Почто с ним оба консула и преторы
с утра в расшитых серебром багряных тогах?
Зачем на них браслеты с аметистами,
сверкающие перстни с изумрудами?
Зачем в руках их жезлы, что украшены
серебряной и золотой чеканкой?
- Затем, что варвары сегодня ожидаются,
а драгоценности пленяют варваров.
- Почто нигде не видно наших риторов,
обычного не слышно красноречия?
- Затем, что варвары должны прибыть сегодня,
а красноречье утомляет варваров.
- Чем объяснить внезапное смятение
и лиц растерянность? И то, что улицы
и площади внезапно обезлюдели,
что населенье по домам попряталось?
- Тем, что смеркается уже, а варвары
не прибыли, и что с границы вестники
сообщают: больше нет на свете варваров.
- Но как нам быть, как жить теперь без варваров?
Они казались нам подобьем выхода.
Константинос Кавафис
"В ожидании варваров"
Перевод Геннадия Шмакова под редакцией Иосифа Бродского.
Литературное приложение к "Русской мысли" от 11 ноября 1988 г.
среда, марта 31, 2010
Еще далёко мне до патриарха,
Еще на мне полупочтенный возраст,
Еще меня ругают за глаза
На языке трамвайных перебранок,
В котором нет ни смысла, ни аза:
Такой-сякой! Ну что ж, я извиняюсь,
Но в глубине ничуть не изменяюсь.
Когда подумаешь, чем связан с миром,
То сам себе не веришь: ерунда!
Полночный ключик от чужой квартиры,
Да гривенник серебряный в кармане,
Да целлулоид фильмы воровской.
Я как щенок кидаюсь к телефону
На каждый истерический звонок.
В нем слышно польское: "дзенкую, пане",
Иногородний ласковый упрек
Иль неисполненное обещанье.
Все думаешь, к чему бы приохотиться
Посереди хлопушек и шутих, -
Перекипишь, а там, гляди, останется
Одна сумятица и безработица:
Пожалуйста, прикуривай у них!
То усмехнусь, то робко приосанюсь
И с белорукой тростью выхожу;
Я слушаю сонаты в переулках,
У всех ларьков облизываю губы,
Листаю книги в глыбких подворотнях -
И не живу, и все таки живу.
Я к воробьям пойду и к репортерам,
Я к уличным фотографам пойду, -
И в пять минут - лопаткой из ведерка -
Я получу свое изображенье
Под конусом лиловой шах-горы.
А иногда пущусь на побегушки
В распаренные душные подвалы,
Где чистые и честные китайцы
Хватают палочками шарики из теста,
Играют в узкие нарезанные карты
И водку пьют, как ласточки с Ян-дзы.
Люблю разъезды скворчащих трамваев,
И астраханскую икру асфальта,
Накрытую соломенной рогожей,
Напоминающей корзинку асти,
И страусовы перья арматуры
В начале стройки ленинских домов.
Вхожу в вертепы чудные музеев,
Где пучатся кащеевы Рембрандты,
Достигнув блеска кордованской кожи,
Дивлюсь рогатым митрам Тициана
И Тинторетто пестрому дивлюсь
За тысячу крикливых попугаев.
И до чего хочу я разыграться,
Разговориться, выговорить правду,
Послать хандру к туману, к бесу, к ляду,
Взять за руку кого-нибудь: будь ласков,
Сказать ему: нам по пути с тобой.
Осип Мандельштам
1931
Еще меня ругают за глаза
На языке трамвайных перебранок,
В котором нет ни смысла, ни аза:
Такой-сякой! Ну что ж, я извиняюсь,
Но в глубине ничуть не изменяюсь.
Когда подумаешь, чем связан с миром,
То сам себе не веришь: ерунда!
Полночный ключик от чужой квартиры,
Да гривенник серебряный в кармане,
Да целлулоид фильмы воровской.
Я как щенок кидаюсь к телефону
На каждый истерический звонок.
В нем слышно польское: "дзенкую, пане",
Иногородний ласковый упрек
Иль неисполненное обещанье.
Все думаешь, к чему бы приохотиться
Посереди хлопушек и шутих, -
Перекипишь, а там, гляди, останется
Одна сумятица и безработица:
Пожалуйста, прикуривай у них!
То усмехнусь, то робко приосанюсь
И с белорукой тростью выхожу;
Я слушаю сонаты в переулках,
У всех ларьков облизываю губы,
Листаю книги в глыбких подворотнях -
И не живу, и все таки живу.
Я к воробьям пойду и к репортерам,
Я к уличным фотографам пойду, -
И в пять минут - лопаткой из ведерка -
Я получу свое изображенье
Под конусом лиловой шах-горы.
А иногда пущусь на побегушки
В распаренные душные подвалы,
Где чистые и честные китайцы
Хватают палочками шарики из теста,
Играют в узкие нарезанные карты
И водку пьют, как ласточки с Ян-дзы.
Люблю разъезды скворчащих трамваев,
И астраханскую икру асфальта,
Накрытую соломенной рогожей,
Напоминающей корзинку асти,
И страусовы перья арматуры
В начале стройки ленинских домов.
Вхожу в вертепы чудные музеев,
Где пучатся кащеевы Рембрандты,
Достигнув блеска кордованской кожи,
Дивлюсь рогатым митрам Тициана
И Тинторетто пестрому дивлюсь
За тысячу крикливых попугаев.
И до чего хочу я разыграться,
Разговориться, выговорить правду,
Послать хандру к туману, к бесу, к ляду,
Взять за руку кого-нибудь: будь ласков,
Сказать ему: нам по пути с тобой.
Осип Мандельштам
1931
вторник, марта 30, 2010
Да не соблазнит нас ложь, нашептывание, обольщения,
да не направят нас единственно правильные решения,
да не ведут нас те, кому нет оправдания и прощения.
Ибо Пастырь наш не от мира сего, как и наша держава,
пастырь наш на Престоле, Богородица слева, Предтеча - справа.
Тянут ладошки к Нему, просят за нас, непутевых, хребет согнувших
под тяжестью царств земных - неминучих и не минувших.
Борис Херсонский
2010
да не ведут нас те, кому нет оправдания и прощения.
Ибо Пастырь наш не от мира сего, как и наша держава,
пастырь наш на Престоле, Богородица слева, Предтеча - справа.
Тянут ладошки к Нему, просят за нас, непутевых, хребет согнувших
под тяжестью царств земных - неминучих и не минувших.
Борис Херсонский
2010
понедельник, марта 29, 2010
Вот, ноги разбросав, ребёнок
рукой вгрызается в суглинок
и умещаются в горсти
и жаба с вспухшим животом,
и троерукая химера,
и белорукая Изольда,
и много криволапых бестий,
и человеческий паук,
выходят, дикие, из детских рук,
пока
их солнце с боку не подсушит,
и он, прижавшись к ним губой,
живую душу в них надышит,
и тихо назовёт им имя --
и им вовек не быть собой,
как с именем своим в обнимку,
они бредут вдоль кромки моря,
от каждого морского языка
чуть-чуть своей нужды теряя
и растворяются в песке,
и как беспечна их тоска.
Тогда как тот, себе по росту
нарыл дыру и в ней сокрылся,
и вход суглинком заложил,
исчезнув, будто бы и не жил.
Марианна Гейде
2010
и умещаются в горсти
и жаба с вспухшим животом,
и троерукая химера,
и белорукая Изольда,
и много криволапых бестий,
и человеческий паук,
выходят, дикие, из детских рук,
пока
их солнце с боку не подсушит,
и он, прижавшись к ним губой,
живую душу в них надышит,
и тихо назовёт им имя --
и им вовек не быть собой,
как с именем своим в обнимку,
они бредут вдоль кромки моря,
от каждого морского языка
чуть-чуть своей нужды теряя
и растворяются в песке,
и как беспечна их тоска.
Тогда как тот, себе по росту
нарыл дыру и в ней сокрылся,
и вход суглинком заложил,
исчезнув, будто бы и не жил.
Марианна Гейде
2010
воскресенье, марта 28, 2010
Сироте... сироту... ой вы, люди и звери,
Что же делать еще с сиротой -
По весне его в небо кидают в сапогах землемеры,
Мерят небо его пустотой.
Что ж, ты хочешь сказать, сирота - это мера,
Мера всех измеримых вещей?
Ничего не хочу, в сироту только верю -
Как в наживку - он слаще червей.
На него ты поймаешь белую в обморок птицу
Или рыбу в придонных цветах,
А на сонной воде может Сам им прельститься -
Бог клюет хорошо в камышах.
Сиротой не согреешься - не загорится,
Но поставь на окно как маяк -
Перед ним на шажок, волосок, на крупицу
Отступает дымящийся мрак.
Елена Шварц
"Что делать с сиротой. (Инструкция)"
2000
По весне его в небо кидают в сапогах землемеры,
Мерят небо его пустотой.
Что ж, ты хочешь сказать, сирота - это мера,
Мера всех измеримых вещей?
Ничего не хочу, в сироту только верю -
Как в наживку - он слаще червей.
На него ты поймаешь белую в обморок птицу
Или рыбу в придонных цветах,
А на сонной воде может Сам им прельститься -
Бог клюет хорошо в камышах.
Сиротой не согреешься - не загорится,
Но поставь на окно как маяк -
Перед ним на шажок, волосок, на крупицу
Отступает дымящийся мрак.
Елена Шварц
"Что делать с сиротой. (Инструкция)"
2000
суббота, марта 27, 2010
Ребёнок позабыт в шелку коляски.
Мать утонула в блеске магазина.
На крае сумерек уж появилась ночь.
С кровавой ягодкой влечёт она корзину.
Клубится и мяучит кот,
Фонарь горит над низкою луною,
Лежит младенец под
Чуть наклонённою стеною,
Жива стена, жив шёлк, шуршат пелёнки,
И только нет его, он растворён,
Он ничего не значит,
Как эти крики хриплые вокруг.
Ребёнок чей? Уже давно он плачет.
Они кричат, как птицы надо льдом,
А он, кружася, упадает в прорубь,
Коляску метит, пролетев с трудом
Розовоглазый голубь.
Столпились тени, лёд шуршит газетой,
Но плошка разума светится, не погасла,
Хоть испаряется её святое масло,
Хотя уже дрожит несчастный огонёк
И жалобно клонится.
Но где ж она. родимые сосцы, тепло и свет?
Пора бы появиться
И появляется с авоською она -
Что выплюнуть его на свет решилась,
И весело влечёт скорей туда,
Где сразу всё забылось.
И не заметно ей - младенец растворён
В ночи, как сахара кусочек,
Но он воскреснет вновь, да, выплывет он вновь
До новой тьмы и ночи.
Елена Шварц
"Коляска, забытая у магазина"
1972
На крае сумерек уж появилась ночь.
С кровавой ягодкой влечёт она корзину.
Клубится и мяучит кот,
Фонарь горит над низкою луною,
Лежит младенец под
Чуть наклонённою стеною,
Жива стена, жив шёлк, шуршат пелёнки,
И только нет его, он растворён,
Он ничего не значит,
Как эти крики хриплые вокруг.
Ребёнок чей? Уже давно он плачет.
Они кричат, как птицы надо льдом,
А он, кружася, упадает в прорубь,
Коляску метит, пролетев с трудом
Розовоглазый голубь.
Столпились тени, лёд шуршит газетой,
Но плошка разума светится, не погасла,
Хоть испаряется её святое масло,
Хотя уже дрожит несчастный огонёк
И жалобно клонится.
Но где ж она. родимые сосцы, тепло и свет?
Пора бы появиться
И появляется с авоською она -
Что выплюнуть его на свет решилась,
И весело влечёт скорей туда,
Где сразу всё забылось.
И не заметно ей - младенец растворён
В ночи, как сахара кусочек,
Но он воскреснет вновь, да, выплывет он вновь
До новой тьмы и ночи.
Елена Шварц
"Коляска, забытая у магазина"
1972
пятница, марта 26, 2010
Крысы и мышки –
закуска для котишки,
а этой киске
подавай сосиски.
Дж. Стейнбек
"Зима тревоги нашей"
1961
а этой киске
подавай сосиски.
Дж. Стейнбек
"Зима тревоги нашей"
1961
четверг, марта 25, 2010
Не могу жить. Не хочу умирать. В комнате срач.
Если ты - Бог, не дай выбирать, если ты – врач,
Помоги убраться, землю вспахать, приготовить харч.
Снаружи толста и баба, внутри тонка и молодая тля.
Ну, чего ты видела, говори. Говорит: пустяки - Земля.
Можно сдохнуть на раз-два-три, можно на «оп-ля-ля».
Ни войны не видела, ни мора. У Красной стены
Не искала истины, не слышала приговора от сатаны.
Что же поскуливаешь у забора в канун весны?
- Почему бесконечен космос? – спросило дитяткотымойсвет,
Автоматом буркнула под нос, как учил один правовед:
- Оставляй свой вопрос – я подготовлю тебе ответ.
Татьяна Ватутина
2010
Помоги убраться, землю вспахать, приготовить харч.
Снаружи толста и баба, внутри тонка и молодая тля.
Ну, чего ты видела, говори. Говорит: пустяки - Земля.
Можно сдохнуть на раз-два-три, можно на «оп-ля-ля».
Ни войны не видела, ни мора. У Красной стены
Не искала истины, не слышала приговора от сатаны.
Что же поскуливаешь у забора в канун весны?
- Почему бесконечен космос? – спросило дитяткотымойсвет,
Автоматом буркнула под нос, как учил один правовед:
- Оставляй свой вопрос – я подготовлю тебе ответ.
Татьяна Ватутина
2010
среда, марта 24, 2010
Не ми се лъже като всички бивши селяни,
че умирам от тъга
по биволите с петънцата бели,
че къщичките грохнали сънувам;
и че из къра ми се крачи бос,
и че за сърп ръцете ме сърбят,
и че незнайна сила ме държи в града,
а тъй ме тегли
по тротоара за към село мъката -
не ми се лъже като всички.
Само си помислих,
че сто години не съм виждал щъркели.
Биньо Иванов
ГРАДСКО
1989
по биволите с петънцата бели,
че къщичките грохнали сънувам;
и че из къра ми се крачи бос,
и че за сърп ръцете ме сърбят,
и че незнайна сила ме държи в града,
а тъй ме тегли
по тротоара за към село мъката -
не ми се лъже като всички.
Само си помислих,
че сто години не съм виждал щъркели.
Биньо Иванов
ГРАДСКО
1989
вторник, марта 23, 2010
Декабрь. Швеция, словно вытащенная на сушу
шхуна со снятым такелажем. Мачты её воткнуты
в сумеречное небо. Сумерки длиннее,
чем день - путь, ведущий сюда, каменист;
лишь к полудню доходит свет,
и тогда зима воздвигает свой колизей,
освещённый нереальными облаками. Вместе с ним
от деревень поднимается головокружительный
белый дым. Бесконечно высоко стоят облака.
Море, рассеянно и будто прислушиваясь к чему-то,
подкапывается под корни небесного древа.
Над тёмной, отвернувшейся половиной души летит
незримая птица, будя спящих
своим криком. Тогда телескоп
поворачивается, улавливая иное время,
и вот - лето: горы мычат, изобилуя
светом, и ручей сжимает сверкание солнца
в прозрачной руке... затем всё уходит,
словно конец плёнки обрывается в темноте).
А вот вечерняя звезда прожигает насквозь облако.
Деревья, дома и заборы увеличиваются, растут
в беззвучно свергающейся лавине мрака.
И под звездой всё ясней вырисовывается иной,
сокрытый пейзаж, живущий на рентгеновском снимке ночи
жизнью очертаний.
Тень волочит свои сани между домов.
Дома в ожидании.
В 18 подходит ветер,
с гиканьем рассыпаясь по улочкам тихой деревни -
кавалерийским отрядом во тьме. Как
звенит и затихает чёрная тревога!
Дома застыли в недвижном танце,
в шуме, похожем на шелест сна. Порыв
за порывом проходит над бухтой, прочь
к открытому морю, бросающемуся во тьму.
А в небе отчаянно сигналят флажками звёзды.
Их зажигают и гасят тучи, что летят вперёд,
лищь тогда становясь заметными,
когда закрывают собой свет: так тучи минувшего
рыскают в наших душах. Проходя мимо конюшни
слышу сквозь завывание ветра топот больной лошади.
И вот сигнал к отходу шторма: у сломанной
калитки, что хлопает не переставая, фонарь
покачивается в руке, какое-то животное испуганно
вскрикивает в пещере. Шторм отходит, над скотными дворами
раскатываясь громом, завывая
в телефонных проводах, оглушительно свистя
в черепицах на крыше ночи,
и дерево беспомощно сбрасывает ветви.
Звук волынок слышится!
Звук волынок, приближающийся к тебе,
освобождающий. Процессия. Лес марширует!
Вкруг форштевня стремнина, и мрак летит вперёд,
а море и суша дрейфуют. И мёртвые,
собравшиеся в трюме, они с нами,
с нами в пути: морская поездка, прогулка,
не надо спешить, и ты в безопасности.
И опять и опять мир по новой
снимается с лагеря. Однажды летом
ветер хватает дуб за ванты и швыряет Землю вперёд.
Кувшинка гребёт своей невидимой перепончатой лапой
в чёрных объятиях омута, что спасается бегством.
Валун катится по космическим залам прочь.
В летние сумерки видны острова,
встающие на горизонте. Старые деревни
всё глубже и глубже въезжают в леса -
их везут времена года под скрипенье сорок.
Когда год сбросит с себя сапоги
и солнце вскарабкается выше - деревья покроются листьями,
наполнятся ветром и уплывут на свободу.
У подножья горы прибоем пенится хвойный лес,
но тут наступает долгая тёплая зыбь лета,
медленно проходит по верхушкам деревьев, длится
мгновенье и снова скрывается -
и побережье остаётся без листьев. И под конец:
Дух Божий как Нил выходит из берегов
и убывает в ритме, уловленном
текстами стольких столетий.
Но и Он неизменен
и поэтому редко бывает здесь видим.
Осеняет крестом процессию, стоя поодаль.
Так проходит корабль сквозь туман,
а туман его не замечает. Безмолвие.
Сигнальным огнём - тусклый свет фонаря.
Тумас Транстрёмер
ЭПИЛОГ
1954
Перевод А.Прокопьева
в сумеречное небо. Сумерки длиннее,
чем день - путь, ведущий сюда, каменист;
лишь к полудню доходит свет,
и тогда зима воздвигает свой колизей,
освещённый нереальными облаками. Вместе с ним
от деревень поднимается головокружительный
белый дым. Бесконечно высоко стоят облака.
Море, рассеянно и будто прислушиваясь к чему-то,
подкапывается под корни небесного древа.
Над тёмной, отвернувшейся половиной души летит
незримая птица, будя спящих
своим криком. Тогда телескоп
поворачивается, улавливая иное время,
и вот - лето: горы мычат, изобилуя
светом, и ручей сжимает сверкание солнца
в прозрачной руке... затем всё уходит,
словно конец плёнки обрывается в темноте).
А вот вечерняя звезда прожигает насквозь облако.
Деревья, дома и заборы увеличиваются, растут
в беззвучно свергающейся лавине мрака.
И под звездой всё ясней вырисовывается иной,
сокрытый пейзаж, живущий на рентгеновском снимке ночи
жизнью очертаний.
Тень волочит свои сани между домов.
Дома в ожидании.
В 18 подходит ветер,
с гиканьем рассыпаясь по улочкам тихой деревни -
кавалерийским отрядом во тьме. Как
звенит и затихает чёрная тревога!
Дома застыли в недвижном танце,
в шуме, похожем на шелест сна. Порыв
за порывом проходит над бухтой, прочь
к открытому морю, бросающемуся во тьму.
А в небе отчаянно сигналят флажками звёзды.
Их зажигают и гасят тучи, что летят вперёд,
лищь тогда становясь заметными,
когда закрывают собой свет: так тучи минувшего
рыскают в наших душах. Проходя мимо конюшни
слышу сквозь завывание ветра топот больной лошади.
И вот сигнал к отходу шторма: у сломанной
калитки, что хлопает не переставая, фонарь
покачивается в руке, какое-то животное испуганно
вскрикивает в пещере. Шторм отходит, над скотными дворами
раскатываясь громом, завывая
в телефонных проводах, оглушительно свистя
в черепицах на крыше ночи,
и дерево беспомощно сбрасывает ветви.
Звук волынок слышится!
Звук волынок, приближающийся к тебе,
освобождающий. Процессия. Лес марширует!
Вкруг форштевня стремнина, и мрак летит вперёд,
а море и суша дрейфуют. И мёртвые,
собравшиеся в трюме, они с нами,
с нами в пути: морская поездка, прогулка,
не надо спешить, и ты в безопасности.
И опять и опять мир по новой
снимается с лагеря. Однажды летом
ветер хватает дуб за ванты и швыряет Землю вперёд.
Кувшинка гребёт своей невидимой перепончатой лапой
в чёрных объятиях омута, что спасается бегством.
Валун катится по космическим залам прочь.
В летние сумерки видны острова,
встающие на горизонте. Старые деревни
всё глубже и глубже въезжают в леса -
их везут времена года под скрипенье сорок.
Когда год сбросит с себя сапоги
и солнце вскарабкается выше - деревья покроются листьями,
наполнятся ветром и уплывут на свободу.
У подножья горы прибоем пенится хвойный лес,
но тут наступает долгая тёплая зыбь лета,
медленно проходит по верхушкам деревьев, длится
мгновенье и снова скрывается -
и побережье остаётся без листьев. И под конец:
Дух Божий как Нил выходит из берегов
и убывает в ритме, уловленном
текстами стольких столетий.
Но и Он неизменен
и поэтому редко бывает здесь видим.
Осеняет крестом процессию, стоя поодаль.
Так проходит корабль сквозь туман,
а туман его не замечает. Безмолвие.
Сигнальным огнём - тусклый свет фонаря.
Тумас Транстрёмер
ЭПИЛОГ
1954
Перевод А.Прокопьева
понедельник, марта 22, 2010
О ты, премногих муз избранник,
в лучах Екатерины ранних
как мощно древо ты возрос,
на чьих ветвях, подобно птицам
сидят Державин и Хемницер,
кичливый лях и гордый росс!
Да укрепят через века
меня твой дух, твоя рука!
2.
Перемежая басню с одой,
любуясь Богом и природой,
являешь мудрости пример.
Царицы око различало
твоей фамилии начало:
три буквы во единой "ХЕР".
Хоть в этом сходны мы судьбой:
Хер и со мной, и хер с тобой
3.
Хер! Эта старая буквИца,
коей смущается девица,
но не российский наш народ!
Над ней не взвоем, не заплачем,
и за спиной ее не спрячем,
но гордо выставим вперед.
Те, чья фамилия на "Ж",
намек мой поняли уже.
4.
Ты мне ответишь из могилы:
Напрасно злобныя зоилы
ту букву поминают нам:
в ней средоточье нашей силы,
в ней - страсти становые жилы,
в ней - нега и отрада дам -
цариц, эриний и харит:
мочу выводит, жизнь дарИт.
5.
Собрат мой! Михаил Херасков!
Прости, коль был с тобой неласков,
коли добром не помянул.
Любимцам ритмов и просодий,
что нам Кирилл? (нет, не Мефодий),
Что нам топор? Что караул?
Три буквы послужили нам,
послужат верно и сынам.
Борис Херсонский
"Высокоторжественная ода во славу
сотоварища моего понесчастию
Михаила Матвеевича Хераскова"
2010
как мощно древо ты возрос,
на чьих ветвях, подобно птицам
сидят Державин и Хемницер,
кичливый лях и гордый росс!
Да укрепят через века
меня твой дух, твоя рука!
2.
Перемежая басню с одой,
любуясь Богом и природой,
являешь мудрости пример.
Царицы око различало
твоей фамилии начало:
три буквы во единой "ХЕР".
Хоть в этом сходны мы судьбой:
Хер и со мной, и хер с тобой
3.
Хер! Эта старая буквИца,
коей смущается девица,
но не российский наш народ!
Над ней не взвоем, не заплачем,
и за спиной ее не спрячем,
но гордо выставим вперед.
Те, чья фамилия на "Ж",
намек мой поняли уже.
4.
Ты мне ответишь из могилы:
Напрасно злобныя зоилы
ту букву поминают нам:
в ней средоточье нашей силы,
в ней - страсти становые жилы,
в ней - нега и отрада дам -
цариц, эриний и харит:
мочу выводит, жизнь дарИт.
5.
Собрат мой! Михаил Херасков!
Прости, коль был с тобой неласков,
коли добром не помянул.
Любимцам ритмов и просодий,
что нам Кирилл? (нет, не Мефодий),
Что нам топор? Что караул?
Три буквы послужили нам,
послужат верно и сынам.
Борис Херсонский
"Высокоторжественная ода во славу
сотоварища моего по
Михаила Матвеевича Хераскова"
2010
воскресенье, марта 21, 2010
Surgidas das entranhas de Vulcano,
Elevam-se das ondas do oceano
- Encostas bordejadas por levadas -
Montanhas, que constrastam a beleza
Agreste, que lhes deu a Natureza,
Com flores, por socalcos derramadas.
.
Milénios são passados, desde os tempos
Que contam que, fugindo aos seus tormentos,
Os deuses se escondiam muitas vezes.
Por certo procuravam nestas ilhas
- Cercados por imensas maravilhas -
Carpir, ou lamentar os seus revéses.
.
Talvez por isso Ulisses navegasse
Num rumo, que ao Olimpo o transportasse,
Além do mar sem fim, a todo o pano;
Mas fora, por Destino, já traçado,
Ser este paraíso reservado
A povo mais ilustre. O Lusitano!
.
Assim, ao ser chegada a sua hora,
Os deuses resolveram ir embora
Fazendo aos portugueses o legado.
Por cá, ouvem-se agora serenatas
Cantadas, em levadas e cascatas,
Por ninfas, em dolentes tons de fado.
Vítor Cintra
"Madeira"
1980s
- Encostas bordejadas por levadas -
Montanhas, que constrastam a beleza
Agreste, que lhes deu a Natureza,
Com flores, por socalcos derramadas.
.
Milénios são passados, desde os tempos
Que contam que, fugindo aos seus tormentos,
Os deuses se escondiam muitas vezes.
Por certo procuravam nestas ilhas
- Cercados por imensas maravilhas -
Carpir, ou lamentar os seus revéses.
.
Talvez por isso Ulisses navegasse
Num rumo, que ao Olimpo o transportasse,
Além do mar sem fim, a todo o pano;
Mas fora, por Destino, já traçado,
Ser este paraíso reservado
A povo mais ilustre. O Lusitano!
.
Assim, ao ser chegada a sua hora,
Os deuses resolveram ir embora
Fazendo aos portugueses o legado.
Por cá, ouvem-se agora serenatas
Cantadas, em levadas e cascatas,
Por ninfas, em dolentes tons de fado.
Vítor Cintra
"Madeira"
1980s
суббота, марта 20, 2010
“Афган” - Кузьминки
Сцена попытки приступить к сексу
Действующие:
Гамлет — поставщик оптом и в розницу меховых товаров для вещевого рынка «Афган» в Кузьминках
Галина — продавщица, стоит за прилавком галантереи
Галя:
Ты чего в зубах-то гвозди держишь
Не проглоти…
Гамлет:
надо забить
Планка с лотка отошла.
Как давно здесь стоишь?
Галя:
С прошлого месяца встала,
с косметики начинала.
Теперь Артур привозит галантерею, белье
Гамлет:
Хочешь перейти на кожу и мех?
Галя:
За натуру, или так, ни за что?
Гамлет:
Ну за пару раз в примерочной, вобщем сама смотри
Галя:
Ты знаешь, я только что с парнем месяц была,
А так вообще понравиться умею не всегда
Гамлет:
Не важно, главное глубоко дышать
Галя:
Ну ладно,
А так здесь одна такая видная есть Лариса за 27-ым из Нальчика,
С обувью сидит и после работы вроде за тридцать ее берут.
Гамлет:
Да с ней я побыл уже позавчера,
И вообще сегодня с Артуром она
Ну так че делать дальше.
Галя:
Сама не знаю.
Я после работы как приду
Смотрю на дверь пока не проголодаюсь,
потом ем и параллельно пою.
Слуха нет, соседи думают я кричу,
Шваброй как постучат, я замолчу.
Потом в ванную иду, ток-шоу сама с собой обсуждаю,
Или опять пою.
А что взять в этой ванне, что можно успеть там взять?
Выйти из нее так, чтобы иметь хотя бы что-то,
Чтобы хватило пока заснешь и думать: вот есть у меня
мир,
вернее какой-то шелест.
Гамлет:
Ладно, давай в примерку,
Говори за сколько, я не жадный.
Галя:
Так ты же мех обещал,
Там проценты такие, в общем если от Артура
На товар дорогой уйду,
только за 20 процентов.
Гамлет:
Да пошла ты?
Я наебать тя что ли хочу?
Спроси у кого хочешь Гамлет кого здесь на «Афгане»
Наебывал еб твою мать.
Галя:
Все думают продавцы понимают только
Вещное как бы,
Только отрыв за водкой от трубы,
А я водку не пью,
Ожидание не запьешь.
Гамлет:
Так чего делать будем.
Галя:
Ну щас я накладные пересчитаю и в примерочную пойдем.
Гамлет:
Давай вобщем быстрей.
Галя:
Лифчики зеленые — китайские 3 пары,
Прибалтийское боди — 5. Трусы — белоруссия — 30.
Носки смоленская область — продала все 20 пар.
Гарнитур Италия — всего четыре.
Ну все пошли.
Гамлет:
Щас подожди докурю.
Галина:
С какого числа на мех посадишь
Гамлет:
Через недельку наверно.
Галина:
Такой фильм сейчас по первому идет
Про жизнь, про бытие человека на земле,
как бы живет он, то ли есть у него все, то ли нет ничего,
Не может понять.
То ему говорят: «ты западло», а то баба всего оближет и рядом ляжет,
А ему — то надо до охуения это все,
То вдруг лень станет и он прячется под пальто.
Смотрел? Сегодня третья серия будет.
Щас подожди, сбегаю в сортир.
Гамлет (про себя):
Козлиха какая-то,
Надо было подъезжать к той, что с завивкой,
ну ладно, бабье здесь все равно одно потное говно.
Галина:
Ну все щас запакуюсь,
А ты мне пока за фантой сбегай.
(Гамлет идет к ларьку)
Галина (про себя):
Черный опять, ну кто еще клюнет здесь,
Как нибудь потерплю. За мехом если в день
Хотя бы одну модель купят прибыль под 200 баксов сразу.
Это минимум до полутора если дойдет,
Квартиру сниму у метро, в пассаж с Тонькой сходим,
В салон пойду, сапоги куплю как у Собчак,
На курсы вождения можно пойти,
Белье только импортное носить.
Гамлет (приносит фанту):
На пей.
Галина (пьет):
Ой, жажда такая была.
(Звонок)
Гамлет (берет трубку):
Алле, да, восемь точек, обналичу завтра.
Две шубы гнилые, Зое отдай на реализацию,
Ну и что, краденое тоже одежда;
Сичас не могу, Алику скажешь, чтоб
Заказ не проебал, там прозондировать надо,
Нет, нутрию не бери, давай.
Галина:
Пошли?
Гамлет:
Давай.
Галина:
В какую примерочную — здесь на первом?
Или на второй. На втором вообще никого.
Гамлет:
Ладно, пошли
(идут)
Галина:
ты, извини за вопрос,
Презервативов не забыл?
Гамлет:
Я без резины вообще ни к кому не подхожу,
Даже не из-за заразы,
Просто культура понимаешь, щас с этим
Плохо, сама понимаешь, мудаки пошли.
Галина:
Ой, шаурма, давай я тебя приглашу,
С утра не ела ничего.
Гамлет:
Ладно, сам возьму.
(Сели, Едят).
Галина:
Там, в прошлой серии, он вобщем решает,
Не понимает чё ему делать дальше, ну вобщем
Решает как ему окочуриться, таблетки там,
прыгнуть в окно, но это же больно, ну вобщем
боится. Потом думает какие есть причины жить
— ну там женщина, жена тоже вроде есть,
Так непонятно что с ней делать дальше.
Ничего больше того, что делаешь, не сделаешь.
Ничего другого не будет.
Работа вроде хорошая у него,
На жизнь хватает.
Непонятно одно — зачем сама жизнь,
чтобы что?
(Звонок мобильного):
Гамлет:
Але, чего? За четыре куска?
Какого года машина? Хорошо, буду через 20 минут.
Слушай тут машину надо посмотреть,
Вчера пригнали, БМВ, полчаса подождешь?
Галя:
Ладно, не опаздывай, а то рынок закроют.
(Гамлет отъежает)
Быть — надо.
Болеть нельзя.
Помоги чем-то или какой-то быть.
30 минут конечно подожду.
Нет выше обозримого ничего и ниже тоже,
А если закрыть глаза — то одно дно.
Каждый тем не менее рождается
С маленькой информацией о том.
Продать дубленку,
котлеты в кулинарии,
Заплатить за квартиру.
Если с шубами повезет, поехать в Турцию.
А вдруг не надо это все,
Может просто выйти на шоссе и
До первого обморока вдоль пойти.
Гамлет (возвращается):
Ну что соскучилась, пошли.
(Идут в примерочную. В примерочной).
Юбку можешь оставить.
колготки полностью снимай.
Галя:
Смотри — а здесь нет потолка,
Вроде в примерочной, а видишь все помещение рынка,
Его верха.
Гамлет:
Ну ты совсем как доска.
Галя:
Если раздумал, я пошла,
Не светят значит мне меха.
Гамлет:
Постой, надо перейти в медпункт,
Там кровать и кран,
сможешь подмыться если что.
Галина:
А медсестра точно ушла?
Гамлет:
Да она не приходит почти никогда.
Все бует нормально,
Минут двадцать у нас точно еще есть,
Пока Рафик не позвонил успеем,
Давай свитр поднимай, а юбку оставь.
(идут в медпункт, Галя ложится, поднимает свитр, задирает юбку и вдруг вскакивает с кровати)
Гамлет:
Ты что издеваешься что ли, сука,
Такую бесплатно даже не надо
Галя:
Почему?
Гамлет:
Дешевая потому что фактура, вон везде целлюлит.
Галя:
Не обижайся, так сильно запахло йодом,
Не собралась, ладно,
давай не буду дышать носом, только ртом,
начинай.
Человек человека не интересует,
как человек не интересует. Интересует его какая-то нужда,
продавать мех. Зарабатывать больше.
Гамлет (Бьет ее по лицу, застегивает ширинку):
Фригидная что ли, коза.
Галя:
Я торгую,
Я средне торгую,
Средний товар. Среднее боди и даже ниже.
Средний фейс. И любовь средняя и смерть.
Кому нужен вот один такой человек как ты?
А какой ты с мамой в промежутке между понтами?
Гамлет:
Моя мать — скажу тебе — блядь.
Блядь по всем параметрам она,
Блядь по жизни, свинья.
Галя:
А чего так?
Гамлет:
Ничего. На фабрике завхозом работала,
По ходу высшей категории швея.
Галя:
И что здесь плохого.
Гамлет:
А то. Если партию любишь,
А теперь любишь то, чего теперь дают,
ларек, например, свою поставку, лоток,
сожителя Леху.
Была бы вся страна — монастырь, бля.
Галя:
Ты знаешь, когда-то как бы все было у меня хорошо.
Вдруг неожиданно поехало,
Как будто уже никого не полюблю.
Телевидение мой телохранитель,
смотри на меня всегда.
А еще я снег сильно люблю,
Какой-то хотя бы мой полог.
Гамлет:
Поедем ладно ко мне,
Недалеко в текстильщиках здесь в двушке я.
Москва, Москва, Москва, Москва.
(садятся в машину Гамлета)
Галя (в машине):
Никакого настроения, никакого впечатления,
никакой атмосферы,
Святые живут и умирают без веры
Приткнувшись к глухой двери.
Гамлет:
Приехали, вот каток,
хоккеист, видишь, совсем намок,
У меня дома только водка и сок,
Отвертку пью перед тем как лег,
(входят в квартиру)
Помоги раздвинуть диван, вот так, я лег,
Давай уже, иди.
Галина:
Я только сполоснусь подожди.
Гарнитур с собой прибалтийский захватила,
Если не понравится, скажи.
Быстренько щас,
ой как у тебя грязно.
Гамлет:
Это тебе не Рэдисон, понятно?
(выходит в дешевом кружевном белье).
Мне на белье наплевать,
Давай бери в рот, ты чего блядь,
Не понимаешь опять?
Галина:
Норку продавать хочу, все остальное не мех, а дерьмо,
Хоть и берут,
А все равно только с норкой работать хочу давно.
Гамлет:
Давай, оглохла,
Алло.
Галя:
Так у тебя же не встало еще.
Гамлет:
Как оно встанет, если ты как околевшая, ё моё.
Галина (вдруг включает телевизор):
Уже начинается тот сериал,
Потом во время рекламы тебе это самое, ладно?
Щас вот путин договорит….
Имидж Путина на экране:
Мы всегда стояли за организованность,
Мы всегда смотрели за ситуацией.
Вступление в ВТО предполагает новый виток в развитии экономики России. Мы приближаемся к осуществлению этой идеи.
Дорогие сограждане, мешают нам враги
понять великую сердечную простоту,
Мешают нам
Любить и верить.
Не понимают нашей радости.
счастья и благодати,
Нашей победы, с которой мы умеем умирать на любой
Помойке родины.
Дорогие сограждане,
хоть и в кредит но мы уже в раю,
Вот почему сияем, сияет Москва,
Летит в автомобилях вперед наш народ.
Каждый из нас теперь выглядит как на
Фирменной фотографии.
Галя:
Что прикрывает дыру, ничто?
Телевидение, новое пальто,
Каждый несет внутри трещину с окно.
Кто пластырем клеит, кто кляпом забьет,
Кто стекла ставит,
а я ветер пропускаю сквозь нее.
Гамлет:
Ну все, уже реклама, до начала сериала успеем,
С чего начнем, с орала или с анала.
Галя:
С моей точки зрения все одно, одинаково далеко.
На дому, в отеле или на свалке,
С какой стороны палки.
Дыра— дыра
Не дыра —, не дыра,
хотя дыра — вещь достижимая легко,
И не-дыра тоже.
Гамлет:
Так тебе лучше наверное сюда.
Галя:
Может быть, ты выбирай, а я подожду.
Гамлет:
Тогда без презерватива,
с гандоном чего — то сейчас не хочу.
Галя:
Ладно, ради меха, я потерплю.
Если ты хочешь, конечно, того,
что ты хочешь,
Если ты знаешь как это сделать.
Если умеешь проникать в то,
что и так открыто.
Давай, время пошло.
Гамлет:
Ой, подожди, новый клип Фриске
Посмотрим?
Галя:
Ладно, я пока одену трусы?
Смотри — золотые,
Вот и у Стоцкой трусы в последнем клипе — золотые.
Мне золотые ни разу не поставляли.
А серебристый, металлик привозят,
Металлик вообще сейчас идет хорошо.
Гамлет:
Такую телку можно снять на месяц
Тысяч за сто.
Рафик мог бы снять, но говорит,
И дешевле не хуже.
Галя:
А я бы если пошла на панель,
Только бесплатно.
Интересно , если бы девчонка полюбила всех
Так же сильно как Христос,
Она бы бесплатной проституткой что ли стала,
Она бы совсем что ли не разбирала,
Кто ее в разнос, а кто взасос.
Сильно бы плакала, страдала,
Но всем разрешала.
А если б я рисовать как художница стала
Детям бы с картинами своими
Играть разрешала,
Скульптуру бы как рафинад ломала
И под язык, в рот.
Или бы с выставки забрала
И относила шпагатницам из города Рудня впрок.
Гамлет:
В Рудне — не знаю,
А в Москве этот арт что такое
Что это денежное и крутое,
знают, так что продадут.
Галя:
Так пусть цену ничего не приобретет,
Пусть на бес-ценное пялится рудненский народ.
Гамлет:
А ты рисовать что ли умеешь,
Если нет, так не пизди.
Галя:
Я умею еще только хотеть отдавать,
А отдавать белье бесплатно мне нельзя
Я Артуру буду должна.
Хотя допустим если я бесплатно товар отдала,
А натурой сама расплатилась,
Но за все товары расплачиваться не хватит меня,
Изношуся я,
Да и не захочет он от меня оплаты всегда,
Разнообразие человеку нужно, зачем ему все время я.
Товар не может быть один.
Гамлет:
Если такая бескорыстная бля,
Че со мной пошла.
Мех ты не потянешь
Элитный товар — не твое,
Раком давай вставай
А то вообще с лотка попру.
Галя:
А что же я потяну?
Даже на белье что ли не тяну,
А на варежки, шнурки,
Детские китайские портки?
Гамлет:
Ладно, на белье оставляю,
давай вобщем сзади,
(Звонок на мобильный)
Алле, да, уже привезли?
Сколько секонд-хендов, две? ничего,
Навесим ярлыки, чистка и пойдут по 700.
Галя:
Опять трусы надевать.
может мне уже домой пойти?
В следующий раз например тебе дать?
Гамлет:
Че плачешь, все равно же блядь,
А плачешь как будто ребенок опять.
Галя:
Как же мне страну то любить, вот почему я плачу,
Как же ее родной-то считать,
Как же в ней засыпать?
Кого не знаю любить,
Может тебя любить начать?
Гамлет:
А че, люби наздоровье,
По любви ж дешевле,
Это же выгодно всем:
Мужикам, президенту,
Государству, всей стране.
Галя:
ВТО, ВТО,
МВФ, ПРО,
ООН, ОБСЕ, О
«Детали» начались, посмотрим
Канделаки надела чё.
Ведущая (манерно, вычурно и вульгарно):
Руки даны мне — протягивать каждому себя,
Не удержать ни одной, губы давать имена,
Они — не видеть высокие брови над ними —
Нежно дивиться любви и — нежной — нелюбви.
А этот колокол там, что кремлевских тяжелее,
Безостановочно ходит и ходит в груди —
Это — кто знает? — не знаю, — быть может, — должно быть
Мне загоститься не дать в российской земле.*
Галя:
Конечно, что ж тебе делать здесь
Ты к себе на Кавказ едь!
Гамлет:
А мне где быть — здесь или там.
Может вернуться опять в Дагестан.
Галя:
А мне где быть — там или здесь,
Если понятен контент жизни весь.
Быть можно только где-нибудь,
А если хочется быть везде?
(звонок)
Гамлет (отвечает на звонок):
Алле, да мама, не знаю, щас не могу,
Вроде ничего, ладно, потом, да,
Конечно, хорошо, куда я денусь,
Куда я денусь, куда ж я денусь,
Курю, да, а у тебя жизнь
Как? Идет в смысле, идет она?
Разъединилось, как всегда.
Я должен быть на рынке в 7 утра,
Метро закрылось,
Не повезу тебя уже никуда. Ложится мне уже надо,
Хочешь оставайса, спи, вот одеяло, на,
Или бери тачку, ежай домой сама.
Галя:
Поздно, я тут полежу до утра.
(Ложатся в разных комнатах. Галя через 20 минут встает, подходит к уснувшему Гамлету)
Галя (почти по слогам, по-ребячьи):
Что для ока — радуга,
Злаку — чернозем —
Человеку — надоба,
Человека — в нем.
Мне дождя и радуги,
И руки нужней,
Человека надоба
Рук — в руке моей.
Это — шире Ладоги
И горы верней —
Человека надоба
Ран — в руке моей.
И за то, что с язвою
мне принес ладонь —
Эту руку — сразу бы
За тебя в огонь!*
(пауза)
Хотеть — это дело тел,
А мы — души
Отныне…
(пауза)
Не попадаем в такт
Возьми под руку! Не каторжники, чтобы так!
(ложится рядом)
Ток.
Точно мне душою кто-то на руку лег!
Тепло, ребро — потому и льну так.
Жив только бок,
О смежный теснюсь которым.
Та жещина, — помнишь, мамой
Звал? — все и вся
Те — бя нося,
Тебя не держала ближе.
Пойми ! Сжились, Сбылись! И жмусь и
Жизнь ….и неотторжимо.
Бросать как вещь
Меня не единой вещи
Не чтившей в сем
Вещественном мире дутом!
Скажи что сон!
Что ночь, а за ночью — утро
Экспресс и Рим!
(засыпает на диване рядом с Гамлетом.)
( 6.30 утра. Просыпается Гамлет. Галя еще спит)
Гамлет:
Кажется уже рассвет,
Собираться надо, рынок не ждет, это ты? Привет.
Мне приснился мир, в котором не было стен.
Тебя видел близко кожей к коже, до самых вен.
Ветер, ветер вокруг, а не в ванной фен.
Галя: (просыпается)
Тяжело, а до смерти далеко,
Умножим это на два и станет легко.
Гамлет:
Сколько идет этих лучей в окно,
Может место и время уже прошло?
Помаду твою дешевую как разнесло,
Сотрем ее туалетной бумагой и увидим лицо.
Кети Чухров (Чухрукидзе)
“Афган” - Кузьминки
поэма
2009
Действующие:
Гамлет — поставщик оптом и в розницу меховых товаров для вещевого рынка «Афган» в Кузьминках
Галина — продавщица, стоит за прилавком галантереи
Галя:
Ты чего в зубах-то гвозди держишь
Не проглоти…
Гамлет:
надо забить
Планка с лотка отошла.
Как давно здесь стоишь?
Галя:
С прошлого месяца встала,
с косметики начинала.
Теперь Артур привозит галантерею, белье
Гамлет:
Хочешь перейти на кожу и мех?
Галя:
За натуру, или так, ни за что?
Гамлет:
Ну за пару раз в примерочной, вобщем сама смотри
Галя:
Ты знаешь, я только что с парнем месяц была,
А так вообще понравиться умею не всегда
Гамлет:
Не важно, главное глубоко дышать
Галя:
Ну ладно,
А так здесь одна такая видная есть Лариса за 27-ым из Нальчика,
С обувью сидит и после работы вроде за тридцать ее берут.
Гамлет:
Да с ней я побыл уже позавчера,
И вообще сегодня с Артуром она
Ну так че делать дальше.
Галя:
Сама не знаю.
Я после работы как приду
Смотрю на дверь пока не проголодаюсь,
потом ем и параллельно пою.
Слуха нет, соседи думают я кричу,
Шваброй как постучат, я замолчу.
Потом в ванную иду, ток-шоу сама с собой обсуждаю,
Или опять пою.
А что взять в этой ванне, что можно успеть там взять?
Выйти из нее так, чтобы иметь хотя бы что-то,
Чтобы хватило пока заснешь и думать: вот есть у меня
мир,
вернее какой-то шелест.
Гамлет:
Ладно, давай в примерку,
Говори за сколько, я не жадный.
Галя:
Так ты же мех обещал,
Там проценты такие, в общем если от Артура
На товар дорогой уйду,
только за 20 процентов.
Гамлет:
Да пошла ты?
Я наебать тя что ли хочу?
Спроси у кого хочешь Гамлет кого здесь на «Афгане»
Наебывал еб твою мать.
Галя:
Все думают продавцы понимают только
Вещное как бы,
Только отрыв за водкой от трубы,
А я водку не пью,
Ожидание не запьешь.
Гамлет:
Так чего делать будем.
Галя:
Ну щас я накладные пересчитаю и в примерочную пойдем.
Гамлет:
Давай вобщем быстрей.
Галя:
Лифчики зеленые — китайские 3 пары,
Прибалтийское боди — 5. Трусы — белоруссия — 30.
Носки смоленская область — продала все 20 пар.
Гарнитур Италия — всего четыре.
Ну все пошли.
Гамлет:
Щас подожди докурю.
Галина:
С какого числа на мех посадишь
Гамлет:
Через недельку наверно.
Галина:
Такой фильм сейчас по первому идет
Про жизнь, про бытие человека на земле,
как бы живет он, то ли есть у него все, то ли нет ничего,
Не может понять.
То ему говорят: «ты западло», а то баба всего оближет и рядом ляжет,
А ему — то надо до охуения это все,
То вдруг лень станет и он прячется под пальто.
Смотрел? Сегодня третья серия будет.
Щас подожди, сбегаю в сортир.
Гамлет (про себя):
Козлиха какая-то,
Надо было подъезжать к той, что с завивкой,
ну ладно, бабье здесь все равно одно потное говно.
Галина:
Ну все щас запакуюсь,
А ты мне пока за фантой сбегай.
(Гамлет идет к ларьку)
Галина (про себя):
Черный опять, ну кто еще клюнет здесь,
Как нибудь потерплю. За мехом если в день
Хотя бы одну модель купят прибыль под 200 баксов сразу.
Это минимум до полутора если дойдет,
Квартиру сниму у метро, в пассаж с Тонькой сходим,
В салон пойду, сапоги куплю как у Собчак,
На курсы вождения можно пойти,
Белье только импортное носить.
Гамлет (приносит фанту):
На пей.
Галина (пьет):
Ой, жажда такая была.
(Звонок)
Гамлет (берет трубку):
Алле, да, восемь точек, обналичу завтра.
Две шубы гнилые, Зое отдай на реализацию,
Ну и что, краденое тоже одежда;
Сичас не могу, Алику скажешь, чтоб
Заказ не проебал, там прозондировать надо,
Нет, нутрию не бери, давай.
Галина:
Пошли?
Гамлет:
Давай.
Галина:
В какую примерочную — здесь на первом?
Или на второй. На втором вообще никого.
Гамлет:
Ладно, пошли
(идут)
Галина:
ты, извини за вопрос,
Презервативов не забыл?
Гамлет:
Я без резины вообще ни к кому не подхожу,
Даже не из-за заразы,
Просто культура понимаешь, щас с этим
Плохо, сама понимаешь, мудаки пошли.
Галина:
Ой, шаурма, давай я тебя приглашу,
С утра не ела ничего.
Гамлет:
Ладно, сам возьму.
(Сели, Едят).
Галина:
Там, в прошлой серии, он вобщем решает,
Не понимает чё ему делать дальше, ну вобщем
Решает как ему окочуриться, таблетки там,
прыгнуть в окно, но это же больно, ну вобщем
боится. Потом думает какие есть причины жить
— ну там женщина, жена тоже вроде есть,
Так непонятно что с ней делать дальше.
Ничего больше того, что делаешь, не сделаешь.
Ничего другого не будет.
Работа вроде хорошая у него,
На жизнь хватает.
Непонятно одно — зачем сама жизнь,
чтобы что?
(Звонок мобильного):
Гамлет:
Але, чего? За четыре куска?
Какого года машина? Хорошо, буду через 20 минут.
Слушай тут машину надо посмотреть,
Вчера пригнали, БМВ, полчаса подождешь?
Галя:
Ладно, не опаздывай, а то рынок закроют.
(Гамлет отъежает)
Быть — надо.
Болеть нельзя.
Помоги чем-то или какой-то быть.
30 минут конечно подожду.
Нет выше обозримого ничего и ниже тоже,
А если закрыть глаза — то одно дно.
Каждый тем не менее рождается
С маленькой информацией о том.
Продать дубленку,
котлеты в кулинарии,
Заплатить за квартиру.
Если с шубами повезет, поехать в Турцию.
А вдруг не надо это все,
Может просто выйти на шоссе и
До первого обморока вдоль пойти.
Гамлет (возвращается):
Ну что соскучилась, пошли.
(Идут в примерочную. В примерочной).
Юбку можешь оставить.
колготки полностью снимай.
Галя:
Смотри — а здесь нет потолка,
Вроде в примерочной, а видишь все помещение рынка,
Его верха.
Гамлет:
Ну ты совсем как доска.
Галя:
Если раздумал, я пошла,
Не светят значит мне меха.
Гамлет:
Постой, надо перейти в медпункт,
Там кровать и кран,
сможешь подмыться если что.
Галина:
А медсестра точно ушла?
Гамлет:
Да она не приходит почти никогда.
Все бует нормально,
Минут двадцать у нас точно еще есть,
Пока Рафик не позвонил успеем,
Давай свитр поднимай, а юбку оставь.
(идут в медпункт, Галя ложится, поднимает свитр, задирает юбку и вдруг вскакивает с кровати)
Гамлет:
Ты что издеваешься что ли, сука,
Такую бесплатно даже не надо
Галя:
Почему?
Гамлет:
Дешевая потому что фактура, вон везде целлюлит.
Галя:
Не обижайся, так сильно запахло йодом,
Не собралась, ладно,
давай не буду дышать носом, только ртом,
начинай.
Человек человека не интересует,
как человек не интересует. Интересует его какая-то нужда,
продавать мех. Зарабатывать больше.
Гамлет (Бьет ее по лицу, застегивает ширинку):
Фригидная что ли, коза.
Галя:
Я торгую,
Я средне торгую,
Средний товар. Среднее боди и даже ниже.
Средний фейс. И любовь средняя и смерть.
Кому нужен вот один такой человек как ты?
А какой ты с мамой в промежутке между понтами?
Гамлет:
Моя мать — скажу тебе — блядь.
Блядь по всем параметрам она,
Блядь по жизни, свинья.
Галя:
А чего так?
Гамлет:
Ничего. На фабрике завхозом работала,
По ходу высшей категории швея.
Галя:
И что здесь плохого.
Гамлет:
А то. Если партию любишь,
А теперь любишь то, чего теперь дают,
ларек, например, свою поставку, лоток,
сожителя Леху.
Была бы вся страна — монастырь, бля.
Галя:
Ты знаешь, когда-то как бы все было у меня хорошо.
Вдруг неожиданно поехало,
Как будто уже никого не полюблю.
Телевидение мой телохранитель,
смотри на меня всегда.
А еще я снег сильно люблю,
Какой-то хотя бы мой полог.
Гамлет:
Поедем ладно ко мне,
Недалеко в текстильщиках здесь в двушке я.
Москва, Москва, Москва, Москва.
(садятся в машину Гамлета)
Галя (в машине):
Никакого настроения, никакого впечатления,
никакой атмосферы,
Святые живут и умирают без веры
Приткнувшись к глухой двери.
Гамлет:
Приехали, вот каток,
хоккеист, видишь, совсем намок,
У меня дома только водка и сок,
Отвертку пью перед тем как лег,
(входят в квартиру)
Помоги раздвинуть диван, вот так, я лег,
Давай уже, иди.
Галина:
Я только сполоснусь подожди.
Гарнитур с собой прибалтийский захватила,
Если не понравится, скажи.
Быстренько щас,
ой как у тебя грязно.
Гамлет:
Это тебе не Рэдисон, понятно?
(выходит в дешевом кружевном белье).
Мне на белье наплевать,
Давай бери в рот, ты чего блядь,
Не понимаешь опять?
Галина:
Норку продавать хочу, все остальное не мех, а дерьмо,
Хоть и берут,
А все равно только с норкой работать хочу давно.
Гамлет:
Давай, оглохла,
Алло.
Галя:
Так у тебя же не встало еще.
Гамлет:
Как оно встанет, если ты как околевшая, ё моё.
Галина (вдруг включает телевизор):
Уже начинается тот сериал,
Потом во время рекламы тебе это самое, ладно?
Щас вот путин договорит….
Имидж Путина на экране:
Мы всегда стояли за организованность,
Мы всегда смотрели за ситуацией.
Вступление в ВТО предполагает новый виток в развитии экономики России. Мы приближаемся к осуществлению этой идеи.
Дорогие сограждане, мешают нам враги
понять великую сердечную простоту,
Мешают нам
Любить и верить.
Не понимают нашей радости.
счастья и благодати,
Нашей победы, с которой мы умеем умирать на любой
Помойке родины.
Дорогие сограждане,
хоть и в кредит но мы уже в раю,
Вот почему сияем, сияет Москва,
Летит в автомобилях вперед наш народ.
Каждый из нас теперь выглядит как на
Фирменной фотографии.
Галя:
Что прикрывает дыру, ничто?
Телевидение, новое пальто,
Каждый несет внутри трещину с окно.
Кто пластырем клеит, кто кляпом забьет,
Кто стекла ставит,
а я ветер пропускаю сквозь нее.
Гамлет:
Ну все, уже реклама, до начала сериала успеем,
С чего начнем, с орала или с анала.
Галя:
С моей точки зрения все одно, одинаково далеко.
На дому, в отеле или на свалке,
С какой стороны палки.
Дыра— дыра
Не дыра —, не дыра,
хотя дыра — вещь достижимая легко,
И не-дыра тоже.
Гамлет:
Так тебе лучше наверное сюда.
Галя:
Может быть, ты выбирай, а я подожду.
Гамлет:
Тогда без презерватива,
с гандоном чего — то сейчас не хочу.
Галя:
Ладно, ради меха, я потерплю.
Если ты хочешь, конечно, того,
что ты хочешь,
Если ты знаешь как это сделать.
Если умеешь проникать в то,
что и так открыто.
Давай, время пошло.
Гамлет:
Ой, подожди, новый клип Фриске
Посмотрим?
Галя:
Ладно, я пока одену трусы?
Смотри — золотые,
Вот и у Стоцкой трусы в последнем клипе — золотые.
Мне золотые ни разу не поставляли.
А серебристый, металлик привозят,
Металлик вообще сейчас идет хорошо.
Гамлет:
Такую телку можно снять на месяц
Тысяч за сто.
Рафик мог бы снять, но говорит,
И дешевле не хуже.
Галя:
А я бы если пошла на панель,
Только бесплатно.
Интересно , если бы девчонка полюбила всех
Так же сильно как Христос,
Она бы бесплатной проституткой что ли стала,
Она бы совсем что ли не разбирала,
Кто ее в разнос, а кто взасос.
Сильно бы плакала, страдала,
Но всем разрешала.
А если б я рисовать как художница стала
Детям бы с картинами своими
Играть разрешала,
Скульптуру бы как рафинад ломала
И под язык, в рот.
Или бы с выставки забрала
И относила шпагатницам из города Рудня впрок.
Гамлет:
В Рудне — не знаю,
А в Москве этот арт что такое
Что это денежное и крутое,
знают, так что продадут.
Галя:
Так пусть цену ничего не приобретет,
Пусть на бес-ценное пялится рудненский народ.
Гамлет:
А ты рисовать что ли умеешь,
Если нет, так не пизди.
Галя:
Я умею еще только хотеть отдавать,
А отдавать белье бесплатно мне нельзя
Я Артуру буду должна.
Хотя допустим если я бесплатно товар отдала,
А натурой сама расплатилась,
Но за все товары расплачиваться не хватит меня,
Изношуся я,
Да и не захочет он от меня оплаты всегда,
Разнообразие человеку нужно, зачем ему все время я.
Товар не может быть один.
Гамлет:
Если такая бескорыстная бля,
Че со мной пошла.
Мех ты не потянешь
Элитный товар — не твое,
Раком давай вставай
А то вообще с лотка попру.
Галя:
А что же я потяну?
Даже на белье что ли не тяну,
А на варежки, шнурки,
Детские китайские портки?
Гамлет:
Ладно, на белье оставляю,
давай вобщем сзади,
(Звонок на мобильный)
Алле, да, уже привезли?
Сколько секонд-хендов, две? ничего,
Навесим ярлыки, чистка и пойдут по 700.
Галя:
Опять трусы надевать.
может мне уже домой пойти?
В следующий раз например тебе дать?
Гамлет:
Че плачешь, все равно же блядь,
А плачешь как будто ребенок опять.
Галя:
Как же мне страну то любить, вот почему я плачу,
Как же ее родной-то считать,
Как же в ней засыпать?
Кого не знаю любить,
Может тебя любить начать?
Гамлет:
А че, люби наздоровье,
По любви ж дешевле,
Это же выгодно всем:
Мужикам, президенту,
Государству, всей стране.
Галя:
ВТО, ВТО,
МВФ, ПРО,
ООН, ОБСЕ, О
«Детали» начались, посмотрим
Канделаки надела чё.
Ведущая (манерно, вычурно и вульгарно):
Руки даны мне — протягивать каждому себя,
Не удержать ни одной, губы давать имена,
Они — не видеть высокие брови над ними —
Нежно дивиться любви и — нежной — нелюбви.
А этот колокол там, что кремлевских тяжелее,
Безостановочно ходит и ходит в груди —
Это — кто знает? — не знаю, — быть может, — должно быть
Мне загоститься не дать в российской земле.*
Галя:
Конечно, что ж тебе делать здесь
Ты к себе на Кавказ едь!
Гамлет:
А мне где быть — здесь или там.
Может вернуться опять в Дагестан.
Галя:
А мне где быть — там или здесь,
Если понятен контент жизни весь.
Быть можно только где-нибудь,
А если хочется быть везде?
(звонок)
Гамлет (отвечает на звонок):
Алле, да мама, не знаю, щас не могу,
Вроде ничего, ладно, потом, да,
Конечно, хорошо, куда я денусь,
Куда я денусь, куда ж я денусь,
Курю, да, а у тебя жизнь
Как? Идет в смысле, идет она?
Разъединилось, как всегда.
Я должен быть на рынке в 7 утра,
Метро закрылось,
Не повезу тебя уже никуда. Ложится мне уже надо,
Хочешь оставайса, спи, вот одеяло, на,
Или бери тачку, ежай домой сама.
Галя:
Поздно, я тут полежу до утра.
(Ложатся в разных комнатах. Галя через 20 минут встает, подходит к уснувшему Гамлету)
Галя (почти по слогам, по-ребячьи):
Что для ока — радуга,
Злаку — чернозем —
Человеку — надоба,
Человека — в нем.
Мне дождя и радуги,
И руки нужней,
Человека надоба
Рук — в руке моей.
Это — шире Ладоги
И горы верней —
Человека надоба
Ран — в руке моей.
И за то, что с язвою
мне принес ладонь —
Эту руку — сразу бы
За тебя в огонь!*
(пауза)
Хотеть — это дело тел,
А мы — души
Отныне…
(пауза)
Не попадаем в такт
Возьми под руку! Не каторжники, чтобы так!
(ложится рядом)
Ток.
Точно мне душою кто-то на руку лег!
Тепло, ребро — потому и льну так.
Жив только бок,
О смежный теснюсь которым.
Та жещина, — помнишь, мамой
Звал? — все и вся
Те — бя нося,
Тебя не держала ближе.
Пойми ! Сжились, Сбылись! И жмусь и
Жизнь ….и неотторжимо.
Бросать как вещь
Меня не единой вещи
Не чтившей в сем
Вещественном мире дутом!
Скажи что сон!
Что ночь, а за ночью — утро
Экспресс и Рим!
(засыпает на диване рядом с Гамлетом.)
( 6.30 утра. Просыпается Гамлет. Галя еще спит)
Гамлет:
Кажется уже рассвет,
Собираться надо, рынок не ждет, это ты? Привет.
Мне приснился мир, в котором не было стен.
Тебя видел близко кожей к коже, до самых вен.
Ветер, ветер вокруг, а не в ванной фен.
Галя: (просыпается)
Тяжело, а до смерти далеко,
Умножим это на два и станет легко.
Гамлет:
Сколько идет этих лучей в окно,
Может место и время уже прошло?
Помаду твою дешевую как разнесло,
Сотрем ее туалетной бумагой и увидим лицо.
Кети Чухров (Чухрукидзе)
“Афган” - Кузьминки
поэма
2009
пятница, марта 19, 2010
а как вернулся из тюрьмы так и лег в кровать
и в белую стену серым лицом
к чему руки приложить куда душу девать
разве только растравить да залить винцом
а винцо казенное завезли в сельмаг
пачка соли что кирпич спички керосин
придет пасха первомай повесят красный флаг
врут что сталин был злодей что сталин был грузин
видно что царя его болярин обманул
вокруг пальца обвел да отравой извел
и теперь мавзолей и почетный караул
и секретный доклад про какой-то произвол
а газета правда пожелтела под стеклом
а в газете гроб портрет да колонный зал
сын матрены отсидел значит поделом
вот вернулся и за год слова не сказал
а ласковое слово оно мягче кулича
а кулич испечен в церкве освячен
правильный колхоз заветы ильича
и за то нам треугольный вымпел вручен
отвернулся к стене молчит матренин сын
а у матрены грамота висит на стене
был бы сталин грузин продавал бы апельсин
апельсин не картошка он всегда в цене
Борис Херсонский
2010
к чему руки приложить куда душу девать
разве только растравить да залить винцом
а винцо казенное завезли в сельмаг
пачка соли что кирпич спички керосин
придет пасха первомай повесят красный флаг
врут что сталин был злодей что сталин был грузин
видно что царя его болярин обманул
вокруг пальца обвел да отравой извел
и теперь мавзолей и почетный караул
и секретный доклад про какой-то произвол
а газета правда пожелтела под стеклом
а в газете гроб портрет да колонный зал
сын матрены отсидел значит поделом
вот вернулся и за год слова не сказал
а ласковое слово оно мягче кулича
а кулич испечен в церкве освячен
правильный колхоз заветы ильича
и за то нам треугольный вымпел вручен
отвернулся к стене молчит матренин сын
а у матрены грамота висит на стене
был бы сталин грузин продавал бы апельсин
апельсин не картошка он всегда в цене
Борис Херсонский
2010
четверг, марта 18, 2010
фары отражаются в небе как две луны
я сижу за тобой не скучаю пью манговый сок
в наркоманском дворе на улице лукиных
ты выходишь и спрашиваешь в каком году умер блок
но сюда птица-почта с пересадками долетает с материка
антенны украдены в почтовых ящиках иглы в глазах печаль
от большой земли нас надёжно спасает москва-река
от цинги защищает йодированная сталь
по улицам бродят тигры в очках когда отключают ток
сутенёры уже знают их всех в лицо
с москвой-рекой река лена играет сама не знает во что
в какой руке у каждого спрашивает её кольцо
здесь сегодня я не люблю решительно никого
никого не хочу целовать гладить по голове
продолжать не хочу незаконченный разговор
возвращаться к четвёртой недописанной главе
я серьёзен и зол как бог приглядывающийся к земле
как есенин когда его бил пастернак
как женщина на корабле
как не знаю кто как дурак
Василий Чепелев
2000e
в наркоманском дворе на улице лукиных
ты выходишь и спрашиваешь в каком году умер блок
но сюда птица-почта с пересадками долетает с материка
антенны украдены в почтовых ящиках иглы в глазах печаль
от большой земли нас надёжно спасает москва-река
от цинги защищает йодированная сталь
по улицам бродят тигры в очках когда отключают ток
сутенёры уже знают их всех в лицо
с москвой-рекой река лена играет сама не знает во что
в какой руке у каждого спрашивает её кольцо
здесь сегодня я не люблю решительно никого
никого не хочу целовать гладить по голове
продолжать не хочу незаконченный разговор
возвращаться к четвёртой недописанной главе
я серьёзен и зол как бог приглядывающийся к земле
как есенин когда его бил пастернак
как женщина на корабле
как не знаю кто как дурак
Василий Чепелев
2000e
среда, марта 17, 2010
Parla più piano e nessuno sentirà,
il nostro amore lo viviamo io e te,
nessuno sa
la verità,
neppure il cielo che ci guarda da lassù.
Insieme a te
io resterò,
amore mio,
sempre così.
Parla più piano e vieni più vicino a me,
Voglio sentire gli occhi miei dentro di te,
nessuno sa la verità,
è un grande amore e mai più grande esisterà.
Insieme a te
io resterò,
amore mio,
sempre così.
Parla più piano e vieni più vicino a me,
Voglio sentire gli occhi miei dentro di te,
nessuno sa la verità,
è un grande amore e mai più grande esisterà.
Gianni Morandi
"Parla Piu Piano"
1972
nessuno sa
la verità,
neppure il cielo che ci guarda da lassù.
Insieme a te
io resterò,
amore mio,
sempre così.
Parla più piano e vieni più vicino a me,
Voglio sentire gli occhi miei dentro di te,
nessuno sa la verità,
è un grande amore e mai più grande esisterà.
Insieme a te
io resterò,
amore mio,
sempre così.
Parla più piano e vieni più vicino a me,
Voglio sentire gli occhi miei dentro di te,
nessuno sa la verità,
è un grande amore e mai più grande esisterà.
Gianni Morandi
"Parla Piu Piano"
1972
вторник, марта 16, 2010
причислили к лику уложили кости в парчовый мешок
надели на череп митру расшитый златом горшок
положили в раку сверху пуленепробиваемое стекло
чтобы дыхание святости наружу вырваться не смогло
чтобы баба в платочке твой покой стерегла
чтобы вышитым рушником оттирала отпечатки губ со стекла
чтобы хор пел тебе тропарь по-моему пятый глас
святителю Иннокентие моли Бога о нас
ибо время нам отмеренное почти истекло
и молитва твоя изнутри бьется бабочкой о стекло
Борис Херсонский
2010
положили в раку сверху пуленепробиваемое стекло
чтобы дыхание святости наружу вырваться не смогло
чтобы баба в платочке твой покой стерегла
чтобы вышитым рушником оттирала отпечатки губ со стекла
чтобы хор пел тебе тропарь по-моему пятый глас
святителю Иннокентие моли Бога о нас
ибо время нам отмеренное почти истекло
и молитва твоя изнутри бьется бабочкой о стекло
Борис Херсонский
2010
понедельник, марта 15, 2010
Всё дело не в снайпере: это его работа,
он просто считает погрешность и дарит свет, прицел, запах пота, и выстрел – восьмая нота, и нет ничего романтичного в этом, нет. Ни капли романтики в складках небритой кожи, в измученном взгляде – страшнее всех параной, он так – на винтовку, на спуск, на прицел похожий – чудовищно сер, что сливается со стеной. Поправка на ветер, ввиду горизонта – тучи, движение пальца, родная, давай, лети, он чует людей, как по подиуму, идущих, и смотрит на них в длиннофокусный объектив. Ребёнок ли, женщина, это не так уж важно, холодные пальцы, холодная голова, бумажный солдат не виновен, что он бумажный, хорват же виновен, к примеру, что он хорват. Все лягут в могилу, всех скосит одна перчатка, по полю пройдётся прицельный железный серп, бредущие вниз постепенно уйдут из чата: серб тоже виновен, постольку поскольку серб.
Мы вместе на крыше. Мой палец дрожит на кнопке. Я весь на пределе, поскольку ловлю момент, когда же он выстрелит, жмётся в бутылке пробка, он – главный на крыше, я – просто дивертисмент. Снимаю глаза, чуть прищуренные, так надо, снимаю движение взгляда, изгиб плеча, ты здесь, в объективе, небритый хозяин ада, сейчас заменяющий главного палача. Ты Бог мой, мишень, ты мой хоспис, моя отрава, моё хладнокровие, снайпер, готово сдать, а я всё снимаю твоё – эксклюзивно – право прощать и наказывать, путать и расплетать. Ты в фокусе, снайпер, ты – фокусник под прицелом – с прицелом в руках, с перекрестием на зрачке, в момент фотоснимка ты перестаёшь быть телом, карающий идол на крошечном пятачке. Лишь десять секунд ты их гонишь, как мячик в лунку, по пыльной дороге в колёсных стальных гробах; модели твои – точно лица с полотен Мунка, не знают о том, кем решается их судьба.
А он говорит мне с улыбкой, снимай, фотограф, я знаю твой стиль, я журналы твои листал, я тоже умею быть умным, красивым, добрым, таким же, как все, без вживлённого в глаз креста. Но помнишь, вчера на пригорке, вон там снимал ты каких-то вояк, поедающих сыр с ножа? Я палец на кнопке держал полминуты с малым.
Но я милосердней тебя. И я не нажал.
Тим Скоренко
2010
Мы вместе на крыше. Мой палец дрожит на кнопке. Я весь на пределе, поскольку ловлю момент, когда же он выстрелит, жмётся в бутылке пробка, он – главный на крыше, я – просто дивертисмент. Снимаю глаза, чуть прищуренные, так надо, снимаю движение взгляда, изгиб плеча, ты здесь, в объективе, небритый хозяин ада, сейчас заменяющий главного палача. Ты Бог мой, мишень, ты мой хоспис, моя отрава, моё хладнокровие, снайпер, готово сдать, а я всё снимаю твоё – эксклюзивно – право прощать и наказывать, путать и расплетать. Ты в фокусе, снайпер, ты – фокусник под прицелом – с прицелом в руках, с перекрестием на зрачке, в момент фотоснимка ты перестаёшь быть телом, карающий идол на крошечном пятачке. Лишь десять секунд ты их гонишь, как мячик в лунку, по пыльной дороге в колёсных стальных гробах; модели твои – точно лица с полотен Мунка, не знают о том, кем решается их судьба.
А он говорит мне с улыбкой, снимай, фотограф, я знаю твой стиль, я журналы твои листал, я тоже умею быть умным, красивым, добрым, таким же, как все, без вживлённого в глаз креста. Но помнишь, вчера на пригорке, вон там снимал ты каких-то вояк, поедающих сыр с ножа? Я палец на кнопке держал полминуты с малым.
Но я милосердней тебя. И я не нажал.
Тим Скоренко
2010
воскресенье, марта 14, 2010
Есть в приграничье мира
гордость проводников –
Северная Пальмира
с цвелью проходников.
Там, уходя в манящий
сумрачный эмпирей,
напутствовал уходящий
живого «не хмурь бровей».
Чайку относит ветром
вместе с криком ее,
словно суму с конвертом
на имя,
имя твоё.
…Где это? Долгий целый
век тебя пролюбив,
нынче гляжу на белый
выветренный обрыв,
выверенные вспышки
старого маяка
в вымершем городишке
с выдохом коньяка
в силу дурной привычки
пить за один присест
в сумерки – с перекличкой
ила
и ранних звезд.
Юрий Кублановский
"Елене Шварц"
17 мая 2008
In Memoriam
Елена Шварц
1948-2010
Северная Пальмира
с цвелью проходников.
Там, уходя в манящий
сумрачный эмпирей,
напутствовал уходящий
живого «не хмурь бровей».
Чайку относит ветром
вместе с криком ее,
словно суму с конвертом
на имя,
имя твоё.
…Где это? Долгий целый
век тебя пролюбив,
нынче гляжу на белый
выветренный обрыв,
выверенные вспышки
старого маяка
в вымершем городишке
с выдохом коньяка
в силу дурной привычки
пить за один присест
в сумерки – с перекличкой
ила
и ранних звезд.
Юрий Кублановский
"Елене Шварц"
17 мая 2008
In Memoriam
Елена Шварц
1948-2010
суббота, марта 13, 2010
пятница, марта 12, 2010
четверг, марта 11, 2010
Там в городском саду фейерверк оркестр
Липкая мгла карамельный дух леденцов
Подожги этот воздух спичкою и окрест
Вдоль горизонта вспыхнет огненное кольцо
Вон те деревца высадил зелентрест
В сорок восьмом а они вон какие гляди кацо.
Кацо глядит под полой у него обрез…
Чуть отойдешь на два шага в сторону все черно
Тротуар разворочен и перекрыт проезд
Чуть отойдешь черный татарский мрак
Черный глухой забор глинобитный дом
Что там еще разве что от собак
Кошек отличаешь и то с трудом
Это не страшно спи моя ра усни
Над ресторанчиком вспыхивают огни
Над головой рассыпается фейерверк
И кипарис качается недомерк
Откуда-то сверху все это видит в свою трубу
Инопланетный ученый и думает там у них
Наверняка никто не жалуется на судьбу
Справа налево перелетают огни шутих
Ладно пора и нам передавай привет
Ляле и Зине
Музыка маньчжурские сопки амурские волны нет
Никого кто бы ушел на своих двоих
Мария Галина
2008
Подожги этот воздух спичкою и окрест
Вдоль горизонта вспыхнет огненное кольцо
Вон те деревца высадил зелентрест
В сорок восьмом а они вон какие гляди кацо.
Кацо глядит под полой у него обрез…
Чуть отойдешь на два шага в сторону все черно
Тротуар разворочен и перекрыт проезд
Чуть отойдешь черный татарский мрак
Черный глухой забор глинобитный дом
Что там еще разве что от собак
Кошек отличаешь и то с трудом
Это не страшно спи моя ра усни
Над ресторанчиком вспыхивают огни
Над головой рассыпается фейерверк
И кипарис качается недомерк
Откуда-то сверху все это видит в свою трубу
Инопланетный ученый и думает там у них
Наверняка никто не жалуется на судьбу
Справа налево перелетают огни шутих
Ладно пора и нам передавай привет
Ляле и Зине
Музыка маньчжурские сопки амурские волны нет
Никого кто бы ушел на своих двоих
Мария Галина
2008
среда, марта 10, 2010
В ресторане ел суп сидя я,
суп был сладок, как субсидия,
о которой сплю и думаю,
соблазняем круглой суммою.
Дмитрий Минаев
1865 (?)
о которой сплю и думаю,
соблазняем круглой суммою.
Дмитрий Минаев
1865 (?)
вторник, марта 09, 2010
Когато за Перник вий чуете,
треперите всички от страх.
Че страшно проклинат перничаните,
известни по целия свят.
Отидем ли ние в Подуене,
говедата бягат от нас.
Те знаят че пак ще ги биеме,
"Герена" в кръв ще лежи.
Жепейците бяха потресени,
от жълти английски бойци.
Стъкла и седалки са изнесени,
вагонът счупен мълчи.
Какво ли да кажем за чорбарите,
това е червената сган.
Че всичките, малчуганите,
треперят пред жълтий таран.
А Овчата купел е наша,
превзета е тя не веднъж.
Изхвърляме над стадиона евреите,
както небето дъждът.
Бог е създател на всичко,
създал е той жълтия град.
Девиза го знаете всички:
''Владей Перник целия свят!''.
Най-мощна агитка сме, знаете,
облечена в жълтия цвят.
Че Перник това са англичаните,
известни по целия свят!
"Перничани-англичани"
(Песни на ПФК Миньор Перник)
folklore
2000s
Че страшно проклинат перничаните,
известни по целия свят.
Отидем ли ние в Подуене,
говедата бягат от нас.
Те знаят че пак ще ги биеме,
"Герена" в кръв ще лежи.
Жепейците бяха потресени,
от жълти английски бойци.
Стъкла и седалки са изнесени,
вагонът счупен мълчи.
Какво ли да кажем за чорбарите,
това е червената сган.
Че всичките, малчуганите,
треперят пред жълтий таран.
А Овчата купел е наша,
превзета е тя не веднъж.
Изхвърляме над стадиона евреите,
както небето дъждът.
Бог е създател на всичко,
създал е той жълтия град.
Девиза го знаете всички:
''Владей Перник целия свят!''.
Най-мощна агитка сме, знаете,
облечена в жълтия цвят.
Че Перник това са англичаните,
известни по целия свят!
"Перничани-англичани"
(Песни на ПФК Миньор Перник)
folklore
2000s
понедельник, марта 08, 2010
So called Mr Rock And Roll
Is dancing on his own again,
Talking on his phone again
To someone who tells him that his balance is low.
He's got nowhere to go,
He's on his own again.
Rock chick of the century
Is acting like she used to be,
Dancing like there's no one there.
Before she never seemed to care.
Now she wouldn't dare -
It's so rock-and-roll to be alone.
And they'll meet one day
Far away,
And say "Hey, I wish I was something more".
And they'll meet one day
Far away,
And say "Hey, I wish I knew you, I wish I knew you before"!
Mrs Black and White -
She's never seen a shade of grey,
Always something on her mind,
Every single day.
But now she's lost her way,
And where does she go from here?
Mr Multicultural
Sees all that one can see
He's living proof of someone
Very different to me,
But now he wants to be free,
Free so he can see...
And they'll meet one day
Far away,
And say "Hey, I wish I was something more".
And they'll meet one day
Far away,
And say "Hey, I wish I knew you, I wish I knew you before"!
He says "I wish I knew you, I wish I met you
When time was still on my side"
She'll say " I wish I knew you, I wish I loved you
Before I was his bride"
And so they must depart
Too many more are broken hearts
But I've seen that all before
In TV, books, and film, and more
And there's a happy ending
Every single day...
And they'll meet one day
Far away,
And say "Hey, I wish I was something more".
And they'll meet one day
Far away,
And say "Hey, I wish I knew you, I wish I knew you before"!
Amy Macdonald
"Mr Rock and Roll"
2007
Talking on his phone again
To someone who tells him that his balance is low.
He's got nowhere to go,
He's on his own again.
Rock chick of the century
Is acting like she used to be,
Dancing like there's no one there.
Before she never seemed to care.
Now she wouldn't dare -
It's so rock-and-roll to be alone.
And they'll meet one day
Far away,
And say "Hey, I wish I was something more".
And they'll meet one day
Far away,
And say "Hey, I wish I knew you, I wish I knew you before"!
Mrs Black and White -
She's never seen a shade of grey,
Always something on her mind,
Every single day.
But now she's lost her way,
And where does she go from here?
Mr Multicultural
Sees all that one can see
He's living proof of someone
Very different to me,
But now he wants to be free,
Free so he can see...
And they'll meet one day
Far away,
And say "Hey, I wish I was something more".
And they'll meet one day
Far away,
And say "Hey, I wish I knew you, I wish I knew you before"!
He says "I wish I knew you, I wish I met you
When time was still on my side"
She'll say " I wish I knew you, I wish I loved you
Before I was his bride"
And so they must depart
Too many more are broken hearts
But I've seen that all before
In TV, books, and film, and more
And there's a happy ending
Every single day...
And they'll meet one day
Far away,
And say "Hey, I wish I was something more".
And they'll meet one day
Far away,
And say "Hey, I wish I knew you, I wish I knew you before"!
Amy Macdonald
"Mr Rock and Roll"
2007
воскресенье, марта 07, 2010
Написал стих – получилась опять ракушка,
Милая завитушка.
Можно и приспособить:
Новую банку наполнить.
Сколько их, бесприютных:
Почасовых, поминутных?
С правильными и пустыми
Узорами завитыми?
Сколько, солью и кровью –
Я положу к изголовью?
Андрей Гришаев
"Ракушка"
2010
Можно и приспособить:
Новую банку наполнить.
Сколько их, бесприютных:
Почасовых, поминутных?
С правильными и пустыми
Узорами завитыми?
Сколько, солью и кровью –
Я положу к изголовью?
Андрей Гришаев
"Ракушка"
2010
суббота, марта 06, 2010
Зачем же ласточки старались?
Над чем работали стрижи?
Так быстро в воздухе стирались
Тончайших крыльев чертежи.
Так ясно в воздухе рябило –
И вот попробуй, перечти.
Так моментально это было –
Как будто не было почти.
И мы вот так же для кого-то
Плели в полете кружева.
Но крыльев тонкая работа
Недолго в воздухе жива.
К чему пророческие позы
Над измусоленным листом?
Мы только ласточки без пользы
В ничейном воздухе пустом.
Алексей Цветков
1978
Так быстро в воздухе стирались
Тончайших крыльев чертежи.
Так ясно в воздухе рябило –
И вот попробуй, перечти.
Так моментально это было –
Как будто не было почти.
И мы вот так же для кого-то
Плели в полете кружева.
Но крыльев тонкая работа
Недолго в воздухе жива.
К чему пророческие позы
Над измусоленным листом?
Мы только ласточки без пользы
В ничейном воздухе пустом.
Алексей Цветков
1978
пятница, марта 05, 2010
Входит Пролог. Разворачивает газету, читает:
- В Пермском крае за долги хозяина арестованы три поросенка.
Сворачивает газету, уходит.
Раскрывается занавес.
Камера в пермском узилище, двухъярусные нары. Внизу сидят и подавленно озираются Ниф-Ниф, Нуф-Нуф и Наф-Наф.
Справа – дверь с прорезью для надсмотрщика.
Ниф-Ниф вдруг вскакивает, начинает колотить в дверь, кричит в прорезь:
Это ошибка. Я, понимаете ли, журналист.
Я освещаю выставки. Я здесь аккредитован.
Я не могу понять, зачем вы за мной гнались.
Почему я имущество? Что значит – арестован?
Оборачивается к Нуф-Нуфу и Наф-Нафу. Задумчиво:
Я и внимания не обратил, но когда Марат
Со мной про культурную революцию говорил,
Он добавил что-то про маринад,
И про гриль.
Нуф-Нуф в ужасе:
- Как маринад?!
Наф-Наф в ужасе:
- Как маринад?!
Нуф-Нуф, постепенно успокаиваясь:
Постой-ка, брат.
Они понимают тут, на кого напали?
Мне кажется, нет.
Цикл моих фото «Платные сортиры в Непале»
Облетел недавно весь интернет!
На хуй идите! – я смело писал толпе,
Или хотя бы сиськи мне предъявите.
Я изобрел красную букву «Пе»,
Мама сказала – такой раньше не было в алфавите.
Наф-Наф, переибивая:
Успокойся, мелочь, и не психуй.
Кто вообще тебя звал? Начинаю разочаровываться в Марате.
Где, говоришь, написал ты «Хуй»?
В интернете? А я на «Черном квадрате».
Я на Давида гадил, звал Пушкина на дуэль,
Жаль не пришел, подонок, а то бы была бы бойня,
Красил овец в цвета триколора, быков доил,
Совокуплялся с псами, - а это больно!
Я входил вместо дикого зверя в другого дикого зверя
Я однажды искусства ради зашил себе нитью анус,
Я всю жизнь пахал, как раб на галере,
И непременно в веках останусь!
(Принимает картинную позу и произносит торжественно):
Я титан возрождения, типа, допустим, Джотто!
Вся моя жизнь – как пение натянутого нерва.
Если я на вот этих вот нарах сейчас нацарапаю слово «Жопа»,
Их немедленно купят за хуеву тучу евро.
У меня под Москвою – каменный особняк,
И сама Екатерина – Великая – Деготь
Заезжает вечером. Просто так.
Чтобы только за хвостик меня подергать.
С верхних нар спрыгивает некто в шапке-гондонке и костюме «Абидас». С сомнением оглядывает трех поросят:
Пацанчики, курево есть?
Что-то видон у вас больно какой-то пидорской.
Вы секите – это большая честь
Чалиться с Сявой на мусорской.
Так что ловешку, семки и трубки
Попрошу сюда, и учтите, что мне не ведомо слово «Нет».
(Подходит к двери, кричит в щель):
Але, короче, уебки,
Что планировать на обед?
То ли из щели, а то ли с неба раздается Голос Надсмотрщика:
Не, ну чо ты как неродной.
Уймись, или будет втык.
А на обед – шашлык.
Свиной.
И, кстати, не стой к ним спиной,
Они же с Москвы.
Ниф-Ниф отпихивает Сяву, кричит в щель истерично:
Как вы можете, вы!
Принюхивается.
Но что за запах! Что за сладкий яд?
О боже, нет! Ведь это маринад!
Падает в обморок.
Нуф-Нуф:
Да! Маринад!
Падает в обморок.
Наф-Наф:
Зачем ты так, Марат?
Падает в обморок.
Входят Фортинбрас и пермские милиционеры с барабанным боем и знаменами. Похоронный марш. Все уходят, унося тела, после чего раздается пушечный залп.
Иван Давыдов
"Маринад"
http://www.gazeta.ru/news/lenta/2010/02/16/n_1458037.shtml
(Пьеса из пермской жизни времен культурной революции)
2010
Сворачивает газету, уходит.
Раскрывается занавес.
Камера в пермском узилище, двухъярусные нары. Внизу сидят и подавленно озираются Ниф-Ниф, Нуф-Нуф и Наф-Наф.
Справа – дверь с прорезью для надсмотрщика.
Ниф-Ниф вдруг вскакивает, начинает колотить в дверь, кричит в прорезь:
Это ошибка. Я, понимаете ли, журналист.
Я освещаю выставки. Я здесь аккредитован.
Я не могу понять, зачем вы за мной гнались.
Почему я имущество? Что значит – арестован?
Оборачивается к Нуф-Нуфу и Наф-Нафу. Задумчиво:
Я и внимания не обратил, но когда Марат
Со мной про культурную революцию говорил,
Он добавил что-то про маринад,
И про гриль.
Нуф-Нуф в ужасе:
- Как маринад?!
Наф-Наф в ужасе:
- Как маринад?!
Нуф-Нуф, постепенно успокаиваясь:
Постой-ка, брат.
Они понимают тут, на кого напали?
Мне кажется, нет.
Цикл моих фото «Платные сортиры в Непале»
Облетел недавно весь интернет!
На хуй идите! – я смело писал толпе,
Или хотя бы сиськи мне предъявите.
Я изобрел красную букву «Пе»,
Мама сказала – такой раньше не было в алфавите.
Наф-Наф, переибивая:
Успокойся, мелочь, и не психуй.
Кто вообще тебя звал? Начинаю разочаровываться в Марате.
Где, говоришь, написал ты «Хуй»?
В интернете? А я на «Черном квадрате».
Я на Давида гадил, звал Пушкина на дуэль,
Жаль не пришел, подонок, а то бы была бы бойня,
Красил овец в цвета триколора, быков доил,
Совокуплялся с псами, - а это больно!
Я входил вместо дикого зверя в другого дикого зверя
Я однажды искусства ради зашил себе нитью анус,
Я всю жизнь пахал, как раб на галере,
И непременно в веках останусь!
(Принимает картинную позу и произносит торжественно):
Я титан возрождения, типа, допустим, Джотто!
Вся моя жизнь – как пение натянутого нерва.
Если я на вот этих вот нарах сейчас нацарапаю слово «Жопа»,
Их немедленно купят за хуеву тучу евро.
У меня под Москвою – каменный особняк,
И сама Екатерина – Великая – Деготь
Заезжает вечером. Просто так.
Чтобы только за хвостик меня подергать.
С верхних нар спрыгивает некто в шапке-гондонке и костюме «Абидас». С сомнением оглядывает трех поросят:
Пацанчики, курево есть?
Что-то видон у вас больно какой-то пидорской.
Вы секите – это большая честь
Чалиться с Сявой на мусорской.
Так что ловешку, семки и трубки
Попрошу сюда, и учтите, что мне не ведомо слово «Нет».
(Подходит к двери, кричит в щель):
Але, короче, уебки,
Что планировать на обед?
То ли из щели, а то ли с неба раздается Голос Надсмотрщика:
Не, ну чо ты как неродной.
Уймись, или будет втык.
А на обед – шашлык.
Свиной.
И, кстати, не стой к ним спиной,
Они же с Москвы.
Ниф-Ниф отпихивает Сяву, кричит в щель истерично:
Как вы можете, вы!
Принюхивается.
Но что за запах! Что за сладкий яд?
О боже, нет! Ведь это маринад!
Падает в обморок.
Нуф-Нуф:
Да! Маринад!
Падает в обморок.
Наф-Наф:
Зачем ты так, Марат?
Падает в обморок.
Входят Фортинбрас и пермские милиционеры с барабанным боем и знаменами. Похоронный марш. Все уходят, унося тела, после чего раздается пушечный залп.
Иван Давыдов
"Маринад"
http://www.gazeta.ru/news/lenta/2010/02/16/n_1458037.shtml
(Пьеса из пермской жизни времен культурной революции)
2010
четверг, марта 04, 2010
Не спрашивай, ребе, как я провел
начало субботнего дня.
Ничего не делали раб мой и вол,
поскольку их нет у меня.
А сам я пахал за вола и раба,
не разгибая горба.
Борис Херсонский
2010
Ничего не делали раб мой и вол,
поскольку их нет у меня.
А сам я пахал за вола и раба,
не разгибая горба.
Борис Херсонский
2010
среда, марта 03, 2010
Август - то в полосатых купальниках, то в парусиновых пиджаках,
белых штанах, сандалиях, пальцы наружу, ногти остричь пора.
Самолет-этажерка кувыркается в облаках.
Листик не шелохнется. Удушающая жара.
Серый крейсер неделю околачивается в порту.
По городу ходят веселые военные моряки.
На Балканах наглый враг переступил черту.
Глаза его разгорелись. Аппетиты его велики.
Эрцгерцог застрелен. Сербия помощи ждет от нас.
Большой православный брат тянет руку с ружьем.
Недовольно ворчит угнетенный рабочий класс.
Бандит улыбается. Фикса блещет рыжьем.
Нарядные дамы - шляпы с вуалью, в бумажных цветах.
Приличные дети играют под надзором угрюмых бонн.
Два мраморных льва, прогнувшись, скалятся так,
как будто нет ни дворца, ни бульвара, ни белых колонн.
На воротах скалятся львы, как будто знают они,
что все это рухнет, и нет спасения, хаос разинул пасть.
Знаете чем хороши последние мирные дни?
Можно долго гулять и есть мороженно всласть.
Люди еще не знают, что остались одни.
Была война в небесах. И там поменялась власть.
Борис Херсонский
2010
Самолет-этажерка кувыркается в облаках.
Листик не шелохнется. Удушающая жара.
Серый крейсер неделю околачивается в порту.
По городу ходят веселые военные моряки.
На Балканах наглый враг переступил черту.
Глаза его разгорелись. Аппетиты его велики.
Эрцгерцог застрелен. Сербия помощи ждет от нас.
Большой православный брат тянет руку с ружьем.
Недовольно ворчит угнетенный рабочий класс.
Бандит улыбается. Фикса блещет рыжьем.
Нарядные дамы - шляпы с вуалью, в бумажных цветах.
Приличные дети играют под надзором угрюмых бонн.
Два мраморных льва, прогнувшись, скалятся так,
как будто нет ни дворца, ни бульвара, ни белых колонн.
На воротах скалятся львы, как будто знают они,
что все это рухнет, и нет спасения, хаос разинул пасть.
Знаете чем хороши последние мирные дни?
Можно долго гулять и есть мороженно всласть.
Люди еще не знают, что остались одни.
Была война в небесах. И там поменялась власть.
Борис Херсонский
2010
вторник, марта 02, 2010
Бьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза.
И поет мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.
Про тебя мне шептали кусты
В белоснежных полях под Москвой.
Я хочу, чтобы слышала ты,
Как тоскует мой голос живой.
Ты сейчас далеко, далеко,
Между нами снега и снега.
До тебя мне дойти не легко,
А до смерти - четыре шага.
Пой, гармоника, вьюге назло,
Заплутавшее счастье зови.
Мне в холодной землянке тепло
От моей негасимой любви.
А.Сурков
1942
И поет мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.
Про тебя мне шептали кусты
В белоснежных полях под Москвой.
Я хочу, чтобы слышала ты,
Как тоскует мой голос живой.
Ты сейчас далеко, далеко,
Между нами снега и снега.
До тебя мне дойти не легко,
А до смерти - четыре шага.
Пой, гармоника, вьюге назло,
Заплутавшее счастье зови.
Мне в холодной землянке тепло
От моей негасимой любви.
А.Сурков
1942
понедельник, марта 01, 2010
А мы с тобой, брат, из пехоты,
А летом лучше, чем зимой.
С войной покончили мы счеты,
С войной покончили мы счеты,
С войной покончили мы счеты, -
Бери шинель, пошли домой!
Война нас гнула и косила,
Пришел конец и ей самой.
Четыре года мать без сына,
Четыре года мать без сына,
Четыре года мать без сына, -
Бери шинель, пошли домой!
К золе и к пеплу наших улиц
Опять, опять, товарищ мой,
Скворцы пропавшие вернулись,
Скворцы пропавшие вернулись,
Скворцы пропавшие вернулись, -
Бери шинель, пошли домой!
А ты с закрытыми очами
Спишь под фанерною звездой.
Вставай, вставай, однополчанин,
Вставай, вставай, однополчанин,
Вставай, вставай, однополчанин, -
Бери шинель пошли домой!
Что я скажу твоим домашним,
Как встану я перед вдовой?
Неужто клясться днем вчерашним,
Неужто клясться днем вчерашним,
Неужто клясться днем вчерашним, -
Бери шинель пошли домой!
Мы все - войны шальные дети,
И генерал, и рядовой.
Опять весна на белом свете,
Опять весна на белом свете,
Опять весна на белом свете, -
Бери шинель, пошли домой!
Булат Окуджава
1975
С войной покончили мы счеты,
С войной покончили мы счеты,
С войной покончили мы счеты, -
Бери шинель, пошли домой!
Война нас гнула и косила,
Пришел конец и ей самой.
Четыре года мать без сына,
Четыре года мать без сына,
Четыре года мать без сына, -
Бери шинель, пошли домой!
К золе и к пеплу наших улиц
Опять, опять, товарищ мой,
Скворцы пропавшие вернулись,
Скворцы пропавшие вернулись,
Скворцы пропавшие вернулись, -
Бери шинель, пошли домой!
А ты с закрытыми очами
Спишь под фанерною звездой.
Вставай, вставай, однополчанин,
Вставай, вставай, однополчанин,
Вставай, вставай, однополчанин, -
Бери шинель пошли домой!
Что я скажу твоим домашним,
Как встану я перед вдовой?
Неужто клясться днем вчерашним,
Неужто клясться днем вчерашним,
Неужто клясться днем вчерашним, -
Бери шинель пошли домой!
Мы все - войны шальные дети,
И генерал, и рядовой.
Опять весна на белом свете,
Опять весна на белом свете,
Опять весна на белом свете, -
Бери шинель, пошли домой!
Булат Окуджава
1975
воскресенье, февраля 28, 2010
Дремлет притихший северный город,
Низкое небо над головой...
Что тебе снится, крейсер "Аврора",
В час, когда утро встает над Невой?
Может, ты снова в тучах мохнатых
Вспышки орудий видишь вдали?
Или, как прежде, в черных бушлатах
Грозно шагают твои патрули?
Волны крутые, штормы седые -
Доля такая у кораблей!
Судьбы их тоже чем-то похожи,
Чем-то похожи на судьбы людей.
Ветром соленым дышат просторы,
Молнии крестят мрак грозовой...
Что тебе снится, крейсер "Аврора",
В час, когда утро встает над Невой?
М.Матусовский
"Крейсер "Аврора"
1973
Что тебе снится, крейсер "Аврора",
В час, когда утро встает над Невой?
Может, ты снова в тучах мохнатых
Вспышки орудий видишь вдали?
Или, как прежде, в черных бушлатах
Грозно шагают твои патрули?
Волны крутые, штормы седые -
Доля такая у кораблей!
Судьбы их тоже чем-то похожи,
Чем-то похожи на судьбы людей.
Ветром соленым дышат просторы,
Молнии крестят мрак грозовой...
Что тебе снится, крейсер "Аврора",
В час, когда утро встает над Невой?
М.Матусовский
"Крейсер "Аврора"
1973
суббота, февраля 27, 2010
Сына прекрасно родить, чтобы в танке сгорел за свободные, блядь, их таланты,
за страшную их красоту, писанину фигни философской, за пафос и пифос,
за их озарения, блядь, по части кампаний военных, трофеев и пленных,
зажариться в танке - за нефть и за банки, за скотские пьянки элиты,
за, блядь, их оргазмы, фантазмы, харизмы, маразмы, туризмы - полечь на гражданке,
о, счастье, об этом я круглые сутки мечтала еще в эсэсэре!
Дитя, торопись, а не то умереть опоздаешь за их процветанье, -
уже не хватает гробов, чтобы все улеглись, пострелявшись за их интересы,
за их клептоманию, блядь, графоманию, премии, мумии, феню, конгрессы,
за эти мозги элитарные, тарные зги живоглотских династий,
за яйца - блядь, Фаберже, за бутик, за антик, за раскрутку, блядь, фракций и фрикций,
мальчик, пись-пись, торопись превратиться в обрубок, в огарок, в придурка!..
Как можно отсюда бежать, если надо рожать воеванцев, а, блядь, не засранцев,
которые мчатся на запад, спасая детей, как большую там, блядь, драгоценность?..
К себе я полна отвращенья, блядь, нет мне прощенья - что плоть не мужчинья,
что, блядь, не сражаюсь и не разрожаюсь пять раз в пятилетку и чаще, -
лет бы с пяти посылать бы детей воевать за такую огромную гениев стаю,
которая, блядь, завелась и творит, блядь, свою чумовую шекспирню, кафказню,
дворец содроганий, - а что мне тут шляться с единственной жизнью?..
Юнна Мориц
"Античное"
1995
за их озарения, блядь, по части кампаний военных, трофеев и пленных,
зажариться в танке - за нефть и за банки, за скотские пьянки элиты,
за, блядь, их оргазмы, фантазмы, харизмы, маразмы, туризмы - полечь на гражданке,
о, счастье, об этом я круглые сутки мечтала еще в эсэсэре!
Дитя, торопись, а не то умереть опоздаешь за их процветанье, -
уже не хватает гробов, чтобы все улеглись, пострелявшись за их интересы,
за их клептоманию, блядь, графоманию, премии, мумии, феню, конгрессы,
за эти мозги элитарные, тарные зги живоглотских династий,
за яйца - блядь, Фаберже, за бутик, за антик, за раскрутку, блядь, фракций и фрикций,
мальчик, пись-пись, торопись превратиться в обрубок, в огарок, в придурка!..
Как можно отсюда бежать, если надо рожать воеванцев, а, блядь, не засранцев,
которые мчатся на запад, спасая детей, как большую там, блядь, драгоценность?..
К себе я полна отвращенья, блядь, нет мне прощенья - что плоть не мужчинья,
что, блядь, не сражаюсь и не разрожаюсь пять раз в пятилетку и чаще, -
лет бы с пяти посылать бы детей воевать за такую огромную гениев стаю,
которая, блядь, завелась и творит, блядь, свою чумовую шекспирню, кафказню,
дворец содроганий, - а что мне тут шляться с единственной жизнью?..
Юнна Мориц
"Античное"
1995
пятница, февраля 26, 2010
Золотистого меда струя из бутылки текла
Так тягуче и долго, что молвить хозяйка успела:
Здесь, в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла,
Мы совсем не скучаем,— и через плечо поглядела.
Всюду Бахуса службы, как будто на свете одни
Сторожа и собаки,— идешь, никого не заметишь.
Как тяжелые бочки, спокойные катятся дни:
Далеко в шалаше голоса — не поймешь, не ответишь.
После чаю мы вышли в огромный коричневый сад,
Как ресницы, на окнах опущены темные шторы.
Мимо белых колонн мы пошли посмотреть виноград,
Где воздушным стеклом обливаются сонные горы.
Я сказал: виноград, как старинная битва, живет,
Где курчавые всадники бьются в кудрявом порядке:
В каменистой Тавриде наука Эллады — и вот
Золотых десятин благородные, ржавые грядки.
Ну а в комнате белой, как прялка, стоит тишина.
Пахнет уксусом, краской и свежим вином из подвала,
Помнишь, в греческом доме: любимая всеми жена,—
Не Елена — другая — как долго она вышивала?
Золотое руно, где же ты, золотое руно?
Всю дорогу шумели морские тяжелые волны.
И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно,
Одиссей возвратился, пространством и временем полный.
Осип Мандельштам
1917
Здесь, в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла,
Мы совсем не скучаем,— и через плечо поглядела.
Всюду Бахуса службы, как будто на свете одни
Сторожа и собаки,— идешь, никого не заметишь.
Как тяжелые бочки, спокойные катятся дни:
Далеко в шалаше голоса — не поймешь, не ответишь.
После чаю мы вышли в огромный коричневый сад,
Как ресницы, на окнах опущены темные шторы.
Мимо белых колонн мы пошли посмотреть виноград,
Где воздушным стеклом обливаются сонные горы.
Я сказал: виноград, как старинная битва, живет,
Где курчавые всадники бьются в кудрявом порядке:
В каменистой Тавриде наука Эллады — и вот
Золотых десятин благородные, ржавые грядки.
Ну а в комнате белой, как прялка, стоит тишина.
Пахнет уксусом, краской и свежим вином из подвала,
Помнишь, в греческом доме: любимая всеми жена,—
Не Елена — другая — как долго она вышивала?
Золотое руно, где же ты, золотое руно?
Всю дорогу шумели морские тяжелые волны.
И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно,
Одиссей возвратился, пространством и временем полный.
Осип Мандельштам
1917
четверг, февраля 25, 2010
Вот звенящие пчелы, лоскут домотканого сада,
Проплывает арба - на ухабах скрипит колесо,
Тетя Галя - Гульнара стоит над своим виноградом,
И немного качается стрелочка синих весов.
В полудневной жаре ни гостей, ни дымков папиросных,
Загустели минуты и ходиков стрелки слепляют -
Не бегут, а текут, точно в меде увязшие осы,
Через край трехлитровых бидонов с отбитой эмалью.
Мерно капает день из витого вспотевшего крана,
И выходит собака вздремнуть на златое крыльцо,
И мальчишка, застывший над томиком О. Мандельштама,
Улыбнется и в книгу, как в воду, опустит лицо.
Ната Сучкова
2010
Тетя Галя - Гульнара стоит над своим виноградом,
И немного качается стрелочка синих весов.
В полудневной жаре ни гостей, ни дымков папиросных,
Загустели минуты и ходиков стрелки слепляют -
Не бегут, а текут, точно в меде увязшие осы,
Через край трехлитровых бидонов с отбитой эмалью.
Мерно капает день из витого вспотевшего крана,
И выходит собака вздремнуть на златое крыльцо,
И мальчишка, застывший над томиком О. Мандельштама,
Улыбнется и в книгу, как в воду, опустит лицо.
Ната Сучкова
2010
среда, февраля 24, 2010
Две женщины поженились и родили Сима.
Решили, чтобы он вырос как настоящий мальчик,
когда-нибудь сам родил Арфаксада, тот бы родил Салу, а тот бы родил Евера,
и так добраться до базы, до Авраама, до воскресенья.
Женщины скинулись и купили родному Симу
красоту в делах и успех в здоровье,
купили ему зубную щётку и кресло Икея,
купили учёбу в университете и свадьбу в Кане,
купили времена года и мечту всей жизни,
это были лучшие времена года, самая сладкая мечта всей жизни.
В пятницу Таня пришла с корпоратива поздно, разогрела свою половинку курицы в микроволновке,
включила ноутбук и узнала, что Сим разведён,
вывез ребёнка в Финляндию, вывел активы в офшор и перекрасился в блондина.
Таня побагровела и отключилась, стёрла лучшие времена года,
отменила снежок на рождество, солнышко на пасху, ворвалась в аську,
сдёрнула одеяло со спящей Насти и сказала:
знаешь, ты после родов как-то неприятно поправилась.
Настя встала, не надевая халата, пошла на кухню,
взяла топорик для рубки мяса и разрубила ноутбук пополам.
Таня села на пол и заплакала.
Настя села рядом и стала гладить Таню по плечам и предплечьям, у Тани сразу же замигало в личке :
- Ну что ты, я же не спорю, это ты его родила, только ты,
всё моё, половина нашего - это ты,
смотри, мой юзернейм кончается на "ты", твой начинается на "ты",
прости, прости.
Янина Вишневская
8. Sims. Суд царя Соломона.
из цикла "Лучшие компьютерные игры"
когда-нибудь сам родил Арфаксада, тот бы родил Салу, а тот бы родил Евера,
и так добраться до базы, до Авраама, до воскресенья.
Женщины скинулись и купили родному Симу
красоту в делах и успех в здоровье,
купили ему зубную щётку и кресло Икея,
купили учёбу в университете и свадьбу в Кане,
купили времена года и мечту всей жизни,
это были лучшие времена года, самая сладкая мечта всей жизни.
В пятницу Таня пришла с корпоратива поздно, разогрела свою половинку курицы в микроволновке,
включила ноутбук и узнала, что Сим разведён,
вывез ребёнка в Финляндию, вывел активы в офшор и перекрасился в блондина.
Таня побагровела и отключилась, стёрла лучшие времена года,
отменила снежок на рождество, солнышко на пасху, ворвалась в аську,
сдёрнула одеяло со спящей Насти и сказала:
знаешь, ты после родов как-то неприятно поправилась.
Настя встала, не надевая халата, пошла на кухню,
взяла топорик для рубки мяса и разрубила ноутбук пополам.
Таня села на пол и заплакала.
Настя села рядом и стала гладить Таню по плечам и предплечьям, у Тани сразу же замигало в личке :
- Ну что ты, я же не спорю, это ты его родила, только ты,
всё моё, половина нашего - это ты,
смотри, мой юзернейм кончается на "ты", твой начинается на "ты",
прости, прости.
Янина Вишневская
8. Sims. Суд царя Соломона.
из цикла "Лучшие компьютерные игры"
Подписаться на:
Сообщения (Atom)